— Ты разжёг во мне огонь, а теперь бросаешь меня. Это так подло!
— Лучше сам воздержись от возгораний.
— Ты разжёг во мне огонь, а теперь бросаешь меня. Это так подло!
— Лучше сам воздержись от возгораний.
Элла повернулась к очагу, где над тем, что матушка Ветровоск обычно называла огоньком оптимиста[два полена плюс надежда], висел закопченный чайник.
— Если желаете во всём сознаться, то лучше сделать это сейчас, Себастьян.
— Тогда я вам поведаю... Честно говоря, я тот, кто распространил Чёрный Мор по Европе. По-моему, это было во времена Эдуарда III.
Дамы и господа, и весь экипаж, если выглянуть с правой стороны судна, можно заметить, что правое крыло в огне.
— Странно. Я всеми силами тяну тебя из семейного болота, а ты сама ныряешь обратно.
— Я не хочу, но должна, чтобы Адам знал: будет играть с огнём, то сгорит, обожжётся, запалится, испечётся... Достаточно, у меня закончились синонимы.
Элла повернулась к очагу, где над тем, что матушка Ветровоск обычно называла огоньком оптимиста[два полена плюс надежда], висел закопченный чайник.
— Я искренне сожалею за все те неприятности, что я Вам доставляю. И нет иного способа искупить свои грехи, кроме самоубийства!
— Тебе не нужно умирать. Если ты зарежешь себя и забрызгаешь всё кровью, прибраться тут будет ещё большей проблемой.
— Себастьян, Вы такой добрый!
Не знаю, случится ли это, но своим языком я могу связать бантик из веточки сакуры...
Аня покачала головой:
— Раз уж ты такой великий лесной человек, то мог бы попробовать развести огонь первобытными средствами.
— Милая барышня, кроме спичек и зажигалки, я умею пользоваться только огнеметом. Всякие трущиеся палочки и куски кремня не внушают мне доверия. Боюсь, что с их помощью, мне и до старости костер не разжечь. Можно попробовать стукнуть тебя по лбу, говорят, что после этого из глаз вылетают искры, но думаю, ты на этот эксперимент не согласишься.
— Кулинария — это искусство!
— Ага, а результат твоего искусства — на 80% уголь, а оставшиеся 20% — битая посуда.