Джон Рональд Руэл Толкин

Ее отречение и ее страдания были связаны и неразрывно переплетены с отречением и страданиями Фродо; и то, и другое стали частью плана возрождения состояния людей. Ее мольба тем самым, возможно, оказалась особенно действенной, и ее замысел стал своего рода справедливым обменом.

Другие цитаты по теме

И в конце концов Кольцо одержало бы верх.

Гэндальф, как Владыка Кольца оказался бы куда хуже Саурона. Он остался бы «праведным», да только чересчур уверенным в своей праведности. Он бы продолжал управлять и распоряжаться «во благо», во имя выгоды своих подданных, согласно своей мудрости (каковая была и осталась бы велика). Так, в то время как Саурон умножал [неразборчивое слово] зло, «добро» оставалось четко от него отличимым. Гэндальф выставил бы добро в отталкивающем виде, уподобил бы злу.

Для обозначения этого чувства я создал термин «эвкатастрофа»: внезапный счастливый поворот сюжета, от которого сердце пронзает радость, а на глазах выступают слезы (я доказывал, что высшее предназначение волшебных сказок как раз и состоит в том, чтобы вызывать это чувство).

Не может быть «истории» без грехопадения — все истории в конечном счете повествуют о грехопадении — по крайней мере для человеческих умов, таких, какие мы знаем и какими наделены.

Разумеется, «Властелин колец» мне не принадлежит. Он появился на свет потому, что так было суждено, и должен жить своей жизнью, хотя, естественно, я буду следить за ним, как следят за ребенком родители.

Эльфы «бессмертны», по крайней мере, в границах этого мира: и следовательно, связаны скорее с печалью и бременем бессмертия, чем со смертью. Враг же, когда ему сопутствует удача, всегда «естественно» связан с абсолютным Господством как Властелин магии и машин; но та проблема — что это устрашающее зло может исходить и исходит из очевидно доброго корня, из желания облагодетельствовать мир и всех остальных — быстро и в соответствии с планами самого благодетеля — это повторяющийся мотив.

Лучшая форма для длинного произведения — это путешествие.

Эта книга написана кровью моего сердца, густой или жидкой — уж какая есть; большего я не могу.

Верно подобранное имя доставляет мне большое удовольствие. Когда я пишу, я всегда начинаю с имени. Вначале имя — потом история, а не наоборот.

Вокруг нас всё враждебно. Над нами злонамеренные облака, преследующие друг друга чтобы изолировать нас от Солнца; со всех сторон убожество постоянно работающей стали. … И на подмостках, на поездах, снующих вокруг, на дорогах, в ямах, в конторах, — люди, много людей, рабы и хозяева, которые тоже рабы. Страх двигает первых, а ненависть вторых, а все остальные молчат. Все друг другу враги или конкуренты.

Дети и должны взрослеть — не остаться же им вечными Питерами Пэнами. Взрослеть вовсе не значит терять невинность и способность удивляться;это значит — идти по назначенному пути. В неоперившемся, неуклюжем, себялюбивом юнце разговор об опасности, горе и тени смерти может пробудить достоинство, а иногда и мудрость.