Ее отречение и ее страдания были связаны и неразрывно переплетены с отречением и страданиями Фродо; и то, и другое стали частью плана возрождения состояния людей. Ее мольба тем самым, возможно, оказалась особенно действенной, и ее замысел стал своего рода справедливым обменом.
Джон Рональд Руэл Толкин
… Это нагромождение железа, бетона, грязи и дыма отрицает красоту. … Внутри этих границ не растёт ни одной травинки, почва пропитана ядовитыми семенами угля и нефти, и из живого только машины и рабы — и первые более живые, чем последние.
Вокруг нас всё враждебно. Над нами злонамеренные облака, преследующие друг друга чтобы изолировать нас от Солнца; со всех сторон убожество постоянно работающей стали. … И на подмостках, на поездах, снующих вокруг, на дорогах, в ямах, в конторах, — люди, много людей, рабы и хозяева, которые тоже рабы. Страх двигает первых, а ненависть вторых, а все остальные молчат. Все друг другу враги или конкуренты.
Эта книга написана кровью моего сердца, густой или жидкой — уж какая есть; большего я не могу.
Эльфы «бессмертны», по крайней мере, в границах этого мира: и следовательно, связаны скорее с печалью и бременем бессмертия, чем со смертью. Враг же, когда ему сопутствует удача, всегда «естественно» связан с абсолютным Господством как Властелин магии и машин; но та проблема — что это устрашающее зло может исходить и исходит из очевидно доброго корня, из желания облагодетельствовать мир и всех остальных — быстро и в соответствии с планами самого благодетеля — это повторяющийся мотив.
Не может быть «истории» без грехопадения — все истории в конечном счете повествуют о грехопадении — по крайней мере для человеческих умов, таких, какие мы знаем и какими наделены.
И в конце концов Кольцо одержало бы верх.
Гэндальф, как Владыка Кольца оказался бы куда хуже Саурона. Он остался бы «праведным», да только чересчур уверенным в своей праведности. Он бы продолжал управлять и распоряжаться «во благо», во имя выгоды своих подданных, согласно своей мудрости (каковая была и осталась бы велика). Так, в то время как Саурон умножал [неразборчивое слово] зло, «добро» оставалось четко от него отличимым. Гэндальф выставил бы добро в отталкивающем виде, уподобил бы злу.
Великое это благо — назойливые, упрямые друзья, не позволяющие тебе навеки уйти в гробовое молчание.
Вот этот путь, что вверх идет,
Тернист и тесен, прям и крут.
К добру и правде он ведет,
По нем немногие идут.
Другая — торная — тропа
Полна соблазнов и услад.
По ней всегда идет толпа,
Но этот путь — дорога в ад.
Бежит, петляя, меж болот
Дорожка третья, как змея,
Она в Эльфландию ведет,
Где скоро будем ты да я.