Писательский труд похож на марафонский бег.
Так уж я устроен – пока не сяду и не начну записывать свои мысли, ничего толком сформулировать не могу.
Писательский труд похож на марафонский бег.
Так уж я устроен – пока не сяду и не начну записывать свои мысли, ничего толком сформулировать не могу.
Меня часто спрашивают, о чем я думаю во время бега. Обычно этот вопрос задают люди, которые сами никогда не бегали на большие расстояния, и он неизменно повергает меня в глубокие раздумья. И правда, о чем же я думаю, пока бегу? Честно говоря, я толком не помню о чем. И вспомнить не получается. Точно могу сказать только одно: в холодные дни я нет-нет да и подумаю о холоде. А в жаркие – нет-нет да и подумаю о жаре. Если мне грустно, могу поразмышлять о грусти, а если радостно – то о радости.
И если уж говорить начистоту, из всех авторов я выше всего ценю лишь тех, кто заставляет лично меня читать не отрываясь.
... если в беге на длинные дистанции мы кого-то и должны победить, так это прежних самих себя.
Когда бежишь, можно ни с кем не разговаривать и никого не слушать. Единственная обязанность – смотреть по сторонам на движущийся пейзаж.
Бег на длинные дистанции всегда отлично сочетался с моим характером. Мне просто нравилось бежать.
Просто диву даешься, о чем только не думают люди, пока бегут свои сорок два километра. Такой вот жестокий вид спорта, этот самый марафон: без мантры до финиша не дотянешь.
Я бегу, совсем обалдевший, в голове – ни одной связной мысли. Но когда эта неимоверная пробежка закончена, меня, выжатого как лимон, заполняет изнутри какое-то отчаянное чувство свежести.
Биография вообще никогда не является правдой в последней инстанции, это всегда лишь попытка приблизиться к ней.