Слаб человек; покорствуя уделу,
Он рад искать покоя, — потому
Дам беспокойного я спутника ему:
Как бес, дразня его, пусть побуждает к делу!
Слаб человек; покорствуя уделу,
Он рад искать покоя, — потому
Дам беспокойного я спутника ему:
Как бес, дразня его, пусть побуждает к делу!
Мы побороть не в силах скуки серой,
Нам голод сердца большей частью чужд,
И мы считаем праздною химерой
Все, что превыше повседневных нужд.
Позвольте мне — хоть этикет здесь строгий,
Сравненьем речь украсить: он на вид,
Ни дать ни взять, — кузнечик долгоногий,
Который по траве то скачет, то взлетит
И вечно песенку старинную твердит.
И пусть ещё в траве сидел бы он уютно, —
Так нет же, прямо в грязь он лезет поминутно.
Люди всё то, что считается честным,
Жаждут принизить насмешкою злой,
Мысли высокой понять не умея.
(Часто у нас над прекрасным и честным
Люди смеются насмешкою злой,
Думы высокой понять не умея.)
Мир духов рядом, дверь не на запоре,
Но сам ты слеп, и все в тебе мертво.
Умойся в утренней заре, как в море,
Очнись, вот этот мир, войди в него.
Божок вселенной, человек таков,
Каким и был он испокон веков.
Он лучше б жил чуть-чуть, не озари
Его ты божьей искрой изнутри.
Он эту искру разумом зовёт
И с этой искрой скот скотом живёт.
Прошу простить, но по своим приемам
Он кажется каким-то насекомым.
Полулетя, полускача,
Он свиристит, как саранча,
О, если б он сидел в траве покоса
И во все дрязги не совал бы носа!
Ты — то, что представляешь ты собою.
Надень парик с мильоном завитков,
Повысь каблук на несколько вершков,
Ты — это только ты, не что иное.
Я скромно высказал лишь правду, без сомненья.
Ведь это только вы мирок нелепый свой
Считаете за все, за центр всего творенья!