Растёт же в этом мире душистый майоран. Разве ты не имеешь права на свою долю счастья, как и другие?
Мне тридцать пять лет, но это ещё не достаточное основание, чтобы жениться.
Растёт же в этом мире душистый майоран. Разве ты не имеешь права на свою долю счастья, как и другие?
…С детства некоторые вещи застревают в душе, как заноза, и потом, когда вырастаешь, их никак не вытащить, сколько ни старайся. Глупо, конечно, но ничего не поделаешь.
— Но что же тогда вас спасло? То, что вы не боялись и они это видели?
– Но я… б-боялся.
– Значит, они решили, что вы не боитесь?
– Отчасти. Но, главное, я внушил им, что они сами боятся.
– Боятся?
– Да. Они ни капли не боялись, но думали, что боятся. А это тоже хорошо.
– Или тоже плохо?
– Нет, нет! Думать, что боишься, – лучше смерти. Действительно бояться – хуже смерти.
– Значит, вы полагаете, бесстрашие – это скорее уверенность в том, что ты не боишься, а не отсутствие страха на самом деле?
…Когда человек спасает многих, то среди них может оказаться и несколько мелких душонок.
Нельзя танцевать «зачем-то» или «для чего-то». Танец — ради танца. Не он для нас, а мы для него. Пока есть танец, того, кто танцует, нет. И это — самое главное. Единственная наша корысть состоит в том, что когда танец закончится, мы можем быть совершенно уверены, что рано или поздно начнется новый. И это такое счастье, что я каждый день готова плакать от зависти к самой себе.
Какой смысл гоняться за счастьем, если не можешь разглядеть его прямо у себя под носом?
Сейчас я уже достаточно отвечаю за свои слова, чтобы знать, что я за них не отвечаю.
Мадам Розе я обещал бы все что угодно, только чтоб сделать ее счастливой, потому что даже в глубокой старости счастье еще может пригодиться.