— Если чувства и изменились, то не думаю, что их стоит помещать в разные отсеки, потому что одна часть неотделима от другой. Ты должна знать, что я люблю тебя. Какие еще тебе требуются заверения?
Она криво, но тепло улыбнулась.
— Лишь те, которые я могу услышать.
— После сегодняшней ночи ты, наверное, истощен.
— Это точно... Но как по-твоему, неужели я тоже кое-что не вспоминаю, находясь вдали от дома?
— Я на это надеюсь.
— Неужели, по-твоему, я не помню ту ночь, когда я вернулся из Сола после ловли сардин? Тогда всё было по-другому. Той ночью я в тебя влюбился. Прежде это было лишь физическое влечение... Но без чувств это ничто. Не стоит даже и вспоминать. Просто убогая возня. К счастью, с тех пор между нами такого не было.
— Росс, ты же знаешь, что я не нуждаюсь и не ожидаю таких подарков...
— Я знаю. Но если ты полагаешь или подозреваешь, что подарками я надеялся снова купить твоё расположение, то ты права. Признаю. Так и есть, дорогая моя, любимая, обожаемая Демельза. Прекрасная, верная, чудесная Демельза.
Муж взял подвязки из её рук, и она неуверенно присела. Сегодня вечером на ней были старые чулки, но черный цвет подчеркивал сияющую кожу цвета слоновой кости над ними. Росс надел на неё подвязки с предельной заботой. Уже много месяцев, даже лет, между ними уже не происходило ничего похожего на это нерастраченное взаимное желание и нежность, которую ничто не заменит. В сгущающейся темноте её глаза сияли. На мгновение оба почти замерли, не шевелясь, Росс встал на колени, а Демельза откинулась на кресло. Пальцы мужа холодили ей ноги. Она подумала: «Запомни это и вспоминай в моменты ревности и его пренебрежения».
— Ты от меня не отделаешься, любовь моя, — произнес он.
— Я и не хочу, любимый.
— Я правильно поступила или нет, Росс? Мне нужно знать. Мне пришлось принять решение.
Проходя мимо, Росс коснулся её плеча.
— Ты стоишь больше, чем весь Вестминстер, — сказал он.
— Не думаю, что хочу видеть себя сейчас в зеркале. Пока... пока не смогу увидеть себя в более... более благоприятном свете.
— Для тебя не существует неблагоприятного света, уверяю.
Я понял, что слово — это форма чувства. Той любви, которая живет в нас, не нуждаясь в опоре. Той самой любви, у которой тысячи лиц. А в лице плачущего друга, скорбящего о своей потере, лишь проступило одно из них. И искать это переживание нужно не в ответном чувстве к себе, потому что важно, на самом деле, не «любят ли тебя», а «любишь ли ты». Потому что если ты находишь в самом себе любовь, не требующую ничего: ни счастья, ни ответа, ни жертв, ни побед, самодостаточную, молчаливую, огромную, созидающую весь мир необъятным лицом своей возлюбленной, то и слова ты найдешь. Или они найдут тебя.
— Я не отрицаю, что любил её. Задолго до нашей встречи она была моей первой, идеальной, недостижимой любовью.
— Поскольку я тупая, неидеальная простушка.
— Не простушка, но да — неидеальная. Человечная. Настоящая. И та ночь с Элизабет показала мне, и видит Бог, можно было и по-другому осознать, но моя гордыня и глупость не позволяла. Могу сказать одно: после той ночи, из-за неё, я понял, что если взять идеальную любовь и с низвести до неидеальной, то неидеальная окажется лучше. Моя истинная, настоящая и неослабевающая любовь — не она. Это ты.
Изъян в красоте любимого человека – словно мелизмы, что доводят музыку до совершенства.
Она посмотрела на меня, улыбаясь.
Она почти никогда не отвечала, когда я говорил что-нибудь в таком роде.
Впрочем, я и не рассчитывал на ответное признание.
Мне бы это было даже неприятно.
Мне казалось, что женщина не должна говорить мужчине, что любит его.
Об этом пусть говорят её сияющие, счастливые глаза. Они красноречивее всяких слов...
Cлайд с цитатой