Майкл Каннингем. Часы

Другие цитаты по теме

Историю надо рассказывать не зацикливаясь на фантастическом допущении (насколько бы оно оригинальным не было), а больше уделять внимание персонажам: их чувствам, мироощущению, взаимоотношениям, характеру, поступкам.

Однако писатель может стать целителем: вспомните, сколько раз вы открывали книгу, читали всего одну строку и думали: «Да! Вот она, моя боль!»

Я хочу дарить людям это чувство узнавания, единения.

... большинство, подавляющее большинство из нас медленно пожирается какой-нибудь болезнью или — если очень повезёт — самим временем. А в качестве утешения нам даётся час там, час тут, когда, вопреки всем обстоятельствам и недобрым предчувствиям, наша жизнь раскрывается и дарит нам всё, о чём мы мечтали, но каждый, кроме разве что маленьких детей (а может быть, и они не исключение), знает, что за этими часами обязательно придут другие, гораздо более горькие и суровые.

— Я не нашла для тебя подходящей книги, зато ты сама сможешь написать свою.

— Осторожно, этим ты сможешь изменить мир.

Я не понимаю литературы. Это непродуктивная и напрасная потеря времени. Писатели исчезнут.

Искусство рассказчика — врожденный дар: он либо есть у человека, либо его нет.

Я прошу вас писать любые книги, не заботясь, мала ли, велика ли тема. Правдами и неправдами, но, надеюсь, вы заработаете денег, чтоб путешествовать, мечтать, и размышлять о будущем или о прошлом мира, и фантазировать, и бродить по улицам, и удить в струях потока. И я вас вовсе не ограничиваю прозой. Как вы порадуете меня — и со мною тысячи простых читателей, — если будете писать о путешествиях и приключениях, займетесь критикой, исследованиями, историей, биографией, философией, науками. Ибо книги каким-то образом влияют друг на друга, и искусство прозы только выиграет от содружества с поэзией и философией. Кроме того, если вы обратитесь к любой крупной фигуре прошлого — Сапфо, госпоже ли Мурасаки или Эмили Бронте, — вы увидите, что она не только новатор, но и преемница и своим существованием обязана развившейся у женщин привычке писать.

Возможно, читателю не слишком любопытно будет узнать, как грустно откладывать перо, когда двухлетняя работа воображения завершена; или что автору чудится, будто он отпускает в сумрачный мир частицу самого себя, когда толпа живых существ, созданных силою его ума, навеки уходит прочь. И тем не менее мне нечего к этому прибавить; разве только следовало бы еще признаться (хотя, пожалуй, это и не столь уж существенно), что ни один человек не способен, читая эту историю, верить в нее больше, чем верил я, когда писал ее.

— Дэниэл Чард считает, что у рукописи мог быть не один автор.

— Это и правда интересная догадка. Ну вот, как-то так. Во многом там видно классического Куайна, весь этот шок и ужас, но в других моментах... Ну, в общем я редактировал его произведения больше двадцати лет, но ни разу не видел у него точку с запятой. А в этой рукописи их несколько. Это не то, чему внезапно учишься в последние годы карьеры.

Когда вы пишете шедевр, самое главное — не говорить себе, что вы пишете шедевр. Так, игрушка между делом.