Твой час, сентябрь, а лету отцвести.
На солнечных часах отметься тенью
И на поля все ветры напусти.
Пусть будет соком яблоко полно,
Еще два южных дня найти ты сможешь
Плодам для созреванья и положишь
Последний сахар в крепкое вино.
Кто без жилья – не строит ныне дом.
Кто одинок – без друга остается,
Не спит и над письмом пространным бьется,
И бродит в размышленье над прудом,
По парку, где, пылая, лист несется.
Живи, чудес не понимая,
и будет жизнь твоя — как пир,
как для ребёнка — утро мая:
он побежит, весне внимая;
дорога перед ним прямая,
и весь лазурью полон мир.
Нет, я не из камня башню строю -
из живого сердца моего:
есть ещё и боль, и мир покоя
там, где нет, казалось, ничего.
Нет без тебя мне жизни на земле.
Утрачу слух – я все равно услышу,
Очей лишусь – еще ясней увижу.
Без ног я догоню тебя во мгле.
Отрежь язык – я поклянусь губами.
Сломай мне руки – сердцем обниму.
Разбей мне сердце – мозг мой будет биться
Навстречу милосердью твоему.
А если вдруг меня охватит пламя
И я в огне любви твоей сгорю –
Тебя в потоке крови растворю.
Свисает водопад застылый,
и стынут галки на пруду.
Горьмя-горит ушко у милой,
от ней проказ я нынче жду.
Целует солнце нас. Минором
сучки и веточки звенят.
Идём, и подступает к парам
ядреный утра аромат.
Я зачитался. Я читал давно,
с тех пор как дождь пошёл хлестать в окно.
Весь с головою в чтение уйдя,
не слышал я дождя.
Я вглядывался в строки, как в морщины
задумчивости, и часы подряд
стояло время или шло назад.
Как вдруг я вижу, краскою карминной
в них набрано: закат, закат, закат...
Как нитки ожерелья, строки рвутся
и буквы катятся куда хотят.
Я знаю, солнце, покидая сад,
должно ещё раз было оглянуться
из-за охваченных зарёй оград.
Цветы, цветы, цветы,
чья участь — опадать,
чтоб для плодов создать
пространство чистоты.
Всё это без конца
нам сердце атакует,
которое тоскует
как многие сердца.
Так чудо углубил
ваш голос, рог чудесный,
как будто бы небесный
охотник затрубил.
Да завершится летний зной, — пора,
Всевышний, брось густую тень на гномон,
в замолкший гомон пашен кинь ветра.
Плодам последним подари тепло
календ осенних, солнечных, отрадных,
и сделай сладость гроздий виноградных
вином, что так темно и тяжело.
Как пришла любовь к тебе? Солнца лучом?
Или яблони цветом? Иль летним дождем?
Или молитвой? Ответь же!
Она с неба зарницей счастья сошла,
и, сложив два светлых своих крыла,
прильнула к душе расцветшей...
Затем: страданье длится слишком долго
и слишком тяжело для нас, страданье
от лжелюбви, кивающей на давность
привычки называться правом и
расти в ботву из всей неправоты.
Где, у кого есть право на владенье?
Владенье тем, что и себя не держит,
что лишь себя, подхватывая, ловит,
отбрасывая, как ребенок мяч.
И как не может флотоводец Нику
к форштевню прикрепить насильно, если
своя же собственная легкокрылость
её уносит в светлый ветер моря, -
так женщину никто не призовет,
когда она, не видя нас, уходит
по узенькой полоске жизни, как
сквозь чудо, — и уходит без опаски:
ведь страсть — она не долг и не вина.
Вина — предать свой труд, себя, вина -
в любви не умножать ничьей свободы
своей свободой, что с трудом обрёл.
И нам дано, где любим, только это:
друг друга отпустить; мы держим то,
что нам само упало, ни за что.
Эта мука — проходить трясиной
Неизведанного в путах дней -
Поступи подобна лебединой.
Смерть — конечное непостиженье
Основанья нашей жизни всей -
Робкому его же приводненью.
Подхватив его, речное лоно
Постепенно, нежно и влюбленно,
Всё теченье снизу уберёт,
Лебедь же теперь, воссев на ложе,
С каждым мигом царственней и строже
И небрежней тянется вперёд.
Cлайд с цитатой