…За деньги, конечно, можно купить свободу. Но за деньги же ее можно и продать.
…Когда анекдот и жизнь становятся неотличимыми друг от друга, дело пахнет семиотической катастрофой.
…За деньги, конечно, можно купить свободу. Но за деньги же ее можно и продать.
…Когда анекдот и жизнь становятся неотличимыми друг от друга, дело пахнет семиотической катастрофой.
Времена меняются, а общество наше пребывает в вечном, хотя и не вполне блаженном детстве, каковое обстоятельство закреплено даже на уровне повседневного языка, где социальные связи выстраиваются в терминах и категориях кровного родства. Отсюда все эти родины-матери и вожди-отцы.
За чужие мысли на работе платят деньги, а свои мнения можете высказывать в частной беседе на кухне.
С одной стороны, живя в нашей стране [России], нельзя не шутить, так как лишь это одно спасает от бездонного экзистенциального отчаяния. С другой стороны — шутить всегда опасно. И не только в том смысле, что это опасно для жизни и здоровья самого шутника. Это опасно еще и тем, что любая шутка обладает удивительной способностью становиться грубой реальностью.
Наша история — это не череда сменяющих друг друга идей. Это лишь «смена вех», то есть смена авторитетной лексики и фразеологии, взятой на вооружение — иногда не только в переносном, но и в прямом смысле этого слова — очередной властной, как бы это сказали в наши дни, элитой.
Свободу не преподают, ей не учат. Ею заражают. И ею заражается все большее и большее число людей.
…Мудака ничем, кроме как мудаком, назвать невозможно без потери смысла. А смысл — это самое главное.
Культура во все времена существовала под аккомпанемент разговоров о падении культуры, о смерти искусства и прочих эсхатологических вещах. Но она существовала и существует. И будет существовать — куда она денется.