Винге – не человек. Машина. Ни единой ошибки. Люди есть люди: задумался, что-то забыл, чего-то не заметил. Но не Винге.
В судах ведь как: справедливость должна восторжествовать, да, разумеется, но – как можно быстрей.
Винге – не человек. Машина. Ни единой ошибки. Люди есть люди: задумался, что-то забыл, чего-то не заметил. Но не Винге.
В судах ведь как: справедливость должна восторжествовать, да, разумеется, но – как можно быстрей.
Если человек думает одно, а действительность говорит другое, значит, мысль неправильна.
Карделю был знаком этот взгляд: так смотрят псы, когда их натравливают друг на друга на собачьих боях. Прежде чем броситься в бой, они словно оценивают силу соперника и взвешивают свои шансы. В своем наивном собачьем сознании они свято верят, что тот, кто на них поставил, знает, на что пошел его риксдалер.
Страх революции и предательства – зараза. Поражает любого, чья задница оказывается поблизости от трона. А на троне – и подавно.
Мы, могильщики, много чего знаем… что другим неведомо. Любой скажет. Кто всю жизнь могилы копает, тот знает.
В блеклых, слишком больших для лица, которому они достались, глазах не отразилось ровным счетом ничего: ни сострадания, ни даже простого интереса. Только ненависть. Но не пылающая огнем мести, нет, – ненависть такого свойства, которую я никогда ранее в людях не замечал. И ненависть ли это была? Так могла бы смотреть пустыня на путника, имевшего глупость нарушить покой ее бескрайних дюн: победительно, равнодушно и терпеливо, как сама вечность.
Неужели смерть имеет какой-то особый, только ей присущий запах? Или еще какое-то неопределимое свойство? Иначе почему он так ясно ощущает ее присутствие?
Драка – пожалуй, единственное, что дает ему ощущение полноты жизни. Пока еще он сам хозяин своей судьбы.