А бремя вины не менее тяжкое, чем бремя радия, о котором ты тут рассуждал. Вина накапливается у тебя в клетках мозга как ненависть к себе, и это приводит к раку разума и лейкозу души.
Под огнем не помнишь вкуса вина, но не знаешь и вкуса вины.
А бремя вины не менее тяжкое, чем бремя радия, о котором ты тут рассуждал. Вина накапливается у тебя в клетках мозга как ненависть к себе, и это приводит к раку разума и лейкозу души.
Прощаясь, мы пожали друг другу руки и, странно, жест этот оказался куда более нежным и интимным, чем возможные объятия.
— А что такого, если я взгляну хоть одним глазком на то, что пока не доделано?
— Нет... Знаю, это звучит глупо, только я не люблю, когда смотрят мои работы, пока они не закончены. Хватает одной одобрительной улыбки — и ты оставляешь все как есть, хотя можно было бы кое-что исправить. А бывает, один неодобрительный взгляд ввергает тебя надолго в депрессию.
Мы любили друг друга. Ночь постепенно превратилась в тихий день. Я лежал рядом с Алисой и размышлял о том, как важна физическая любовь, как необходимо было для нас оказаться в объятиях друг друга, получая и отдавая.
Это чувство — не любовь, но я обнаружил, что начал по вечерам нетерпеливо ждать, когда же послышатся на лестнице ее шаги.
Мы так мало были вместе... Нам было, о чем поговорить и было, чем заняться. Пусть и недолго, но наше время БЫЛО!
Марв, я люблю тебя очень, очень, очень. Будь осторожна. С любовью, Билл. Если всё будет хорошо, принеси какао.