В моем тучном теле сидит очень даже стройная женщина, но ей никак не удается выбраться наружу. А учитывая мой аппетит, для нее, похоже, это пожизненное заключение.
— Скажи, Ласарильо, если бы у тебя осталось два часа жизни, на что бы ты их употребил?
— Я бы исповедовался.
— Ха-ха! Невинная душа. Мне бы для этого понадобилось лет десять.
Как тут попадёшь в рай, если пять из семи смертных грехов — это мои хобби?
Ученый в моем представлении — это человек страшно любопытный и занудный. Я не любопытный, поэтому я не ученый.
— Я в самом деле классный летчик.
— Вы весь такой положительный и от скромности не умрете.
— Нет, я скорей умру от искренности.
С очередями у меня выдающийся антиталант. Знакомо, правда?
Ты дура, Королева. Хорошо, будем взаимно вежливы: ты – идеалистка. То есть дура, возведённая в степень. Таким, как ты, нельзя заводить семью.
Я медленно пошел прочь, чувствуя, как на лице автоматически появилась беззаботная приветственная улыбка – обычная маскировка. Здравствуйте, офицер, просто вышел прогуляться. Чудный вечер для расчленения, не так ли?
Кто я? – Бешеный склонил голову на плечо, почесал бровь и внезапно подмигнул Руппи. – Сложный вопрос. Моя бергерская половина осуждает марикьярскую горячность, половину марикьярскую удручает бергерское занудство, а для кэналлийца у меня нет ни слуха, ни голоса. Поэтому я талигоец.
— Кончай радоваться!
— Я не радуюсь.
— Тогда чего ухмыляешься?
— Я не ухмыляюсь. Лицо такое.
Эпитафия: «Она умерла, раздавленная глыбой собственной лжи».
Cлайд с цитатой