Неужели уже тогда в моей голове зрел план, об осуществлении которого ещё пойдёт речь? Интересный вопрос, знаете ли. Много лет я пытался ответить на него, но без особого результата. Впрочем, так ли это важно? Многое вроде бы не имеет особого значения, но человек тем не менее часто задумывается о мелочах.
... но посреди глупой ночи тяжело быть оптимистом. Когда до рассвета ещё оставалось несколько длинных часов, плохие мысли вернулись и начали блуждать.
Фермеры, а не охотники, как я уже говорил, они знали только одно: уходил от них зверь — не человек.
Мы проработали бок о бок пять лет. Достаточное время для двух мужчин, чтобы притереться друг к другу, если работа у них особая: отбирать у людей жизнь, выдавая взамен смерть.
Я съел яйца, выпил сок, а гренок оставил на потом. Взял со стола ручку и начал писать, по моим расчетам, в последний раз.
Мне оставалась одна последняя миля.
Зелёная миля.
Когда-нибудь я умру. В этом я уверен, я не питаю иллюзий относительно бессмертия. Но я захочу умереть намного раньше, чем смерть придет ко мне... Каждый из нас должен умереть. Исключений нет. Но, Господи... Иногда Зеленая Миля кажется такой длинной...
... но так трудно оставаться оптимистом глубокой ночью. Когда до зари ещё далеко, дурные мысли обретают плоть и начинают ходить. Глубокой ночью мысли эти становятся зомби.
Прошло первое утро, первый день, затем первая смена. Время вбирает в себя всё, время уносит прошлое всё дальше, и наконец остается только темнота. Тьма. Иногда мы кого-то находим во тьме, иногда снова теряем. Вот всё, что я знаю, и случилось это в 1932 году, когда тюрьма, находившаяся в ведении штата, ещё располагалась в Холодной горе.
И электрический стул, естественно, тоже.
Пожалуй, в этом и заключалась самая большая трагедия: Старая Замыкалка никогда не сжигала то, что сидело у них внутри, как и нынче инъекции не отправляют это нечто в глубокий сон. Оно уходит, чтобы вселиться в кого-то ещё, позволяя нам убить оболочку, которая по большому счету и так не живая.
Cлайд с цитатой