Мы любим мечтать о переезде за чаем и листать каталоги недвижимости, подумывая об улучшении жилищных условий.
Я сижу на стуле с мягкой обивкой, который, как и все остальное в этой стране, не так уж и удобен, как может показаться на первый взгляд.
Мы любим мечтать о переезде за чаем и листать каталоги недвижимости, подумывая об улучшении жилищных условий.
Я сижу на стуле с мягкой обивкой, который, как и все остальное в этой стране, не так уж и удобен, как может показаться на первый взгляд.
…если призадуматься, то двадцатый век был более-менее терпим только из-за того, что было создано в гаражах Калифорнии: и компьютеры Apple, и планшет Boogie Board, и гангста-рэп.
Поверьте, то, что Иисус, главы НБА, НФЛ и голоса наших GPS-устройств (даже если они произведены в Японии) белые — это неспроста.
Приблудную паршивую дворнягу любят не меньше, чем щенка, подаренного на день рождения.
Че вы [...] говорили, что я дурак,
Раз постоянно в своих мыслях?
Че вам [...] тогда нужно, б**ть, от меня,
Раз я ничего не смыслю в жизни?
Коль все мои надежды ложны, так зачем
Ты просишь поддержать, не поддержав ничем?
Вы срали в душу мне, а я писал в тетрадь
То, что давно хотел сказать:
Идите, пожалуйста, на**й!
Широко известно, что, как только происходит что-нибудь не совсем обыкновенное, сразу же появляются слухи. В тот же день весь город заговорил о том, что некий Персональный Пенсионер, почтеннейший человек со множеством медалей, своими глазами видел девочку в легком платье, которая катилась по улице, как на коньках, а потом — раз! — и взлетела. Не высоко и не из шалости, полагал Персональный Пенсионер, а просто потому, что не могла не взлететь. Его спрашивали: «Почему же все-таки не могла?» Он отвечал, подумав: «Видите ли, она так плавно шла, что положительно не могла не взлететь».
История такая штука, что мы воспринимаем ее как книгу — перелистнул страницу и живи дальше. Но история — не бумага, на которой она напечатана. История — это память, а память — это время, эмоции и песня. История — это то, что навсегда остается с тобой.