Бессмертия, чуждого нашей природе, и могущества, зависящего большей частью от удачи, мы жаждем и домогаемся, а нравственное совершенство — единственное из божественных благ, доступных нам, — ставим на последнее место.
Люди высшей нравственности не считают себя нравственными; поэтому они имеют высшую нравственность.