Снова от себя бежать,
Все забыв, в глухую ночь
От осколков руки в кровь,
Стал водой глоток вина,
Боль моя вернулась вновь.
Снова от себя бежать,
Все забыв, в глухую ночь
От осколков руки в кровь,
Стал водой глоток вина,
Боль моя вернулась вновь.
Полночь, дай на плащ мне черный неба лоскут,
Я закрою раны от дотошных людей.
И в базарный день ручную птицу-тоску
Я продам бродячей ведьме-беде.
В балладах ты живёшь другою жизнью,
Когда поёшь, то счастлив ты вполне.
Но спета песня, и печали призрак
Останется с тобой наедине.
Как трудно это понять,
Но ты опять опоздал.
Огня теперь не унять,
Он снова меж нами стал.
Как близко твоя душа,
Я знаю, что ты придёшь.
По горьким листьям, шурша,
Слезами падает дождь.
Я выношу с поля боя
Тело светлой надежды,
На моем плече мудрый ворон
Держит склянку с живой водой.
Мы, конечно же, все исправим,
Будет даже лучше, чем прежде,
Только мнится, смотрюсь я старше
Лет на 200, кода седой.
Менестреля крылатое сердце легко поразить;
И метался в лучистых глазах сумасшедший огонь.
Он стоял, без надежды её полюбить,
Бесполезный клинок по привычке сжимала ладонь.
И была их любовь словно пламя костра на ветру,
Что погаснет под утро под мелким осенним дождём.
Пусть когда-нибудь в песне счастливой поэты соврут,
Но я знаю – лишь день, только день они были вдвоём.
Если не сковано сердце сталью неверных решений,
Не сможет стрела чужая пробить открытую грудь.
И будут слова для песни, для спора и утешенья,
И будет дорога к дому наградой за долгий труд.
Не дай нам, Господи, неверного пути.
Да не коснутся руки жадной стали.
— Одно я знаю точно — все кошмары
приводят к морю.
— К морю?
— К огромной раковине в горьких отголосках,
где эхо выкликает имена -
и все поочерёдно исчезают.
И ты идёшь один... из тени в сон,
от сна — к рыданью,
из рыданья — в эхо...
И остаётся эхо.
— Лишь оно?
— Мне показалось: мир — одно лишь эхо,
а человек — какой-то всхлип...