Его любовь была молчаливой, но неустанной.
Люди меняются. Но любовь – никогда. И семья – никогда.
Его любовь была молчаливой, но неустанной.
Если мох может расти без корней и материнская любовь возникает сама собой, словно из ниоткуда, то я ошиблась, считая себя недостойной растить свою дочь. Ничьи, нежеланные, нелюбимые могут научиться дарить любовь так же щедро, как все остальные.
Странное чувство — волнение от того, что есть секрет, известный лишь мне, и удовольствие от осознания собственной полезности.
– Что значит «Роза есть роза есть роза есть роза»? – спросила я, захлопнула учебник по биологии и увидела скелет на обложке. Потрогала пальцем пустую глазницу.
– Что вещи всего лишь то, чем они являются, – ответил он.
– И роза есть роза.
– Есть роза.
– Почему никто в декабре не женится? – спросила я.
– Голые деревья и серое небо – разве это романтично? Все ждут весны и лета, голубого неба, цветов и отпусков.
Я лично считала, что голубой так же неромантичен, как и серый, и яркий солнечный свет портит фотографии. Но у невест не было логики; если я чему и научилась у Ренаты, так хоть этому.
Твое поведение — просто выбор, который ты делаешь в данный момент; оно не имеет отношения к тому, кто ты на самом деле.
Резкий химический запах был совсем не похож на сахарную дымку моих снов, как жасмин желтый не похож на жасмин низкий: первый символизирует разлуку, второй – привязанность.
– Мама всегда говорила, что материнский ген мне от нее не достался.
– Это как, – спросила я.
– Ну знаешь, в некоторых женщинах биологически заложено: стоит увидеть малыша на улице, сразу начинают сюсюкаться. Это не про меня.
То, что между нами, скрыто ото всех. Когда мои друзья обсуждают своих жён или подруг, хвастаются или жалуются на них, я всегда молчу. У нас с тобой всё по-другому. И я хочу, чтобы так и оставалось. Чтобы никто не мог к этому прикоснуться. Чтобы это оставалось скрытым.