Собственно, в чём основная трудность завоевания планеты? Да в том, что она офигительно большая!
Я, конечно, понимаю, что правду говорить легко и приятно. — сказал он. — Но вот слушать-то ее тяжело и противно.
Собственно, в чём основная трудность завоевания планеты? Да в том, что она офигительно большая!
Я, конечно, понимаю, что правду говорить легко и приятно. — сказал он. — Но вот слушать-то ее тяжело и противно.
Обними меня, Лис. Так умеет обнять
Только Солнце восходом и звездами — ночи.
Никому на планетах, увы, не понять,
Почему мы друг к другу привязаны прочно.
Я смотрю на людей. Очень странный народ.
Могут с легкостью бросить, унизить, обидеть,
А порою всех тех, с кем судьба их сведет,
Могут раз — и до ужаса возненавидеть.
Я боюсь самой страшной планеты, мой друг,
Где все, скрючившись, что-то считают и пишут,
Никого не любя и не видя вокруг.
Там ребенку не верят и чуда не ищут.
Если человечество не подумает о спасении планеты, планета сама подумает о своем спасении, расправившись с человечеством.
Тамби-Шпаку: Александр, презентуйте себя, пожалуйста.
Шпак: Это невозможно.
Рептилоид *вмешивается*: Я прилетел с планеты Пандора шесть лет назад. Моя раса не будет делиться с вами технологиями.
Что, если бактерии все это время манипулировали людьми, что-бы построить ракеты и колонизировать другие планеты?
Мужик — скотина в хозяйстве, может, порой и небесполезная, но относится к тому разряду зверья, которое баловать нельзя ну никак, потому как избалованный вниманием и заботой мужчина стремительно наглеет, перестаёт тобой восторгаться, носить на руках, обожать и, даже, хоть изредка, дарить подарки, ходит по дому в старых заношенных халатах, чешет выпирающий из под него живот, да к тому же имеет наглость требовать, чтобы ты оставалась (в таком-то обществе!) по-прежнему стройной, привлекательной, красивой, желанной, недоступной для посторонних, страстной, а также завтрак, обед и ужин вовремя.
Long ago wisemen truly found
That indeed
Our planet is round
And there's no way to run away.
And they turned into stones
Silent observers of the world.
А ещё.. Ещё я знаю, как выглядит искренность, которой нигде больше не осталось. Мы словно огромное умирающее дерево, что колышется на ветру, засыпая под шёпот безмирия, но всё ещё пьющее кровь планеты, наполняя её болью.
Что покоится в глубинах памяти?
То, откуда всё началось и к чему всё вернётся —
Голубая планета.