Вечер с Владимиром Соловьёвым

Надо заметить два момента в мнении о Сталине. Первое. Чем больше публикуется о нем информации, тем больше растет его популярность. Невозможно говорить о том, что люди судят о Сталине под влиянием какой-то пропаганды. Или промывания мозгов. Количество и разнообразие пропаганды достаточно, и никто ее не направляет и не подавляет.

Второе. Произошла корреляция. А если бы спросили, те, кто против Сталина, кто критикует Сталина, как они относятся к России вообще. И к этому государству. Почти все они отрицают это государство. За редким исключением. И поэтому создается мнение, что люди используют образ Сталина и те несомненные трагические события, которые с ним связаны, для того, чтобы вести пропаганду рософобии, против России. И эта корреляция врагов России, которая в народе определяется как предатели России, автоматически переходит на тех, кто выступает с критикой Сталина. Если бы подходили к этому объективно, как делают французы, подходя к исторической личности, оценивая его объективно, не внося в это политику, не пытаясь на этом дискредитировать страну вообще, народ и государство.

Во Франции императора не выбросили из пантеона. А здесь — выбросили. Это говорит о культуре

Сегодня люди относятся к Сталину и и видят в нем положительное, они защищают себя и свою страну от тех, кого они считают врагами, от тех, кто страны не хотят, от тех, для кого Сталин — только предлог и инструмент. Объективной оценки роли Сталина пока еще не делают. Каждый пытается на этом заработать политический капитал. Отрицательный или положительный. Шельмовать Россию, дискредитировать Россию, доказывать, что это государство никогда настоящим государством не было и все достижения России, которые были сделаны в эпоху власти Сталина, это все обман и преступления. Народ не может поверить в то, что живет в государстве, созданном обманом и преступлением. Это естественное сопротивление народа. Иначе он бы не выжил. Именно в этом причина роста популярности Сталина. Мнение выражается не за Сталина, а за себя и свою страну, свой народ. .

Другие цитаты по теме

Историю пишут фанатики, убежденные в своей правоте. А убежденные в правоте другой страны пусть пишут историю другой страны.

История — это всегда история личностей, а не институтов.

— Мы воспринимаем историю как поступательное развитие страны. Я воспринимаю ее иначе. Была история 90-х — это один исторический период. Второй исторический период — 1999-2003. Следующий — 2003-2014 и с 2014-го по сегодняшние дни.

— Я бы еще включил с 2008 по 2014 [реплика Владимира Соловьева]

— Это будет по экономике, а я — по психологии. Большинство людей, во всяком случае те, с кем мне приходилось общаться, не понимают, что сегодня, в 2020 году, мы живём совершенно не в той стране, в которой мы жили в 90-х, или даже в 2005. Это другая страна. Другая с разных точек зрения — и с точки зрения экономики, социалки, обороны, внешней политики, внутренней политики.

Ну и последнее, что я хочу сказать. Мы думали, что борьба за историческую память — это борьба за прошлое. Ничего подобного. Это борьба за будущее. Потому что посмотрите, как в Белоруссии, на Украине, в других постсоветских республиках, и в той же Европе, как происходит переформатирование на базе пересмотра истории. А что такое история? Ведь история — это то, что расставляет на свои места понятия добра и зла. А ничто так ярко не расставило на свои места добро и зло, как Вторая мировая война и, в нашем случае, Великая Отечественная. Поэтому им вот это надо сломать. И после этого они могут делать добро злом, а зло — добром. И после этого они могут жить в состоянии сиюминутности зла, в сиюминутности вранья. Сегодня соврал, а завтра — бум, кнопочку ресепт, всё стёрлось, и можно дальше по новой. Вот это страшно.

Мы часто приматываемся к работе Фукуямы «Конец истории». В которой единственно что интересно, это название. Всё остальное абсолютно бездарно. Конец истории подразумевал и конец размышления. А сейчас вдруг стало ясно, что рано поставили точку. Подмена ценностного ряда не сработала. Они ничего не поняли о том мире в котором живут. И поэтому сейчас вновь начинается борьба идей. Которую мы начали изменением Конституции.

Очень часть путают понятия. Идеология — это мировоззрение, которое в нормальное стране, в нормальном обществе базируются на какой-то общей базе. А база — это общий интерес. Хотя у людей может быть разный подход: как добиться лучшего прогресса развития народа государства и государства. В России это было. Со всеми отклонениями... Это выразил Пушкин : «Всяк сущий в ней язык». Понятие общности, общего государства — было. Произошел перегиб при Советской власти. Заменили понятие любовь к Родине любовью к одной идеологии. Когда разрушали это общество, не имели никакого понятия — а что вместо? И выбросили как советскую идеологию элементарные понятия, которые были — любовь к Родине, патриотизм, государственные интересы. Все это считается пережитками социализма, коммунизма, сталинизма... Вместе с водой выплеснули ребенка. Только в рамках единого российского государства у вас есть будущее. Тот, кто это понимает, он ставит в первую очередь интересы государства. Либералами у вас называют несправедливо. Либерализм — это совершенно другое. Это в первую очередь терпимость. А российские либералы отвергают само понятие государства. «Если государство мне не служит, зачем мне такое государство?» Я это слышал от олигархов, которые отсюда уехали. И забыли, что сказал Кеннеди. Не спрашивай государство, что оно может сделать для тебя, спроси себя, что ты можешь сделать для государства. Он любил Америку как свою страну. Эта идеология (если ее называть идеологией) была у Кеннеди. Но это не типично для Америки.

А в Китае наиболее почитаемым является учитель... А торговец — на самой низшей ступени.

Прежде всего надо вернуть народу ощущение, что это его страна. Что вне этой страны он не будет человеком. И народ не получит развитие. Кто покинул Россию — разорвали связь своих детей с этой страной. Россиянами будут те, у кого дети и внуки будут любить Россию, живя в ней. Вне России — это не любовь. Это болельщики.

В иврите есть слово, которое на русском языке называется «совесть», на иврите — это «мацпун». Иврит — язык древний. И вот на иврите есть другое слово — «мацпэн» — это «компас». И это не зря слова «совесть» и «компас» на иврите однокоренные. Совесть — это компас жизни, который указывает правильное направление.

Американцы знают историю еще хуже, чем географию. А понимают в ней еще меньше. История и Соединенные Штаты — это две вещи, которые никогда и нигде не встречаются.

В чем нерв ситуации? В чем её историчность? Потому что в историчность точно заходит и парад, и предстоящее голосование. Оно не случайно. Оно исторично. Один из нервов ситуации — впервые сложилась такая ситуация, что Западу нечего нам сказать. А нам нечего там слушать. Впервые с того момента, как разделилось католичество и православие. Мы всегда умели слушать. Но сейчас им нечего нам сказать. И Фукуяма — пример. Он говорит о том, что проблема — системная, при этом он говорит, что демократия и американские институты по-прежнему сильны, при этом один Трамп разрушил нечто невероятно сильное. Он не может сделать то, что мы от него хотим — глянуть на своё прошлое, прошлое своей страны. Он не может сказать, что дело не в Трампе, и даже не в долге, а вообще-то элитные группировки Америки сошлись в смертельной борьбе за власть, малые группы, в условиях ресурса, которого больше нет, и который нельзя делить договоренностью, «распилом». Поэтому схватка смертельна. И они будут драться до той поры, пока одна не подчинит другую. Потому что по-другому американская история государства не предполагает вообще. Остаться должен только один.