— Маэстро, как я писал вам в письме, я работаю в отделе мероприятий и церемоний Букингемского дворца.
— На королеву, да?
— В каком-то смысле, да.
— Хорошо. Монархии всегда очаровательны.
— Могу я спросить, что такого очаровательного вы находите в монархии?
— Она такая хрупкая. Убрать одного человека, и весь мир вокруг полностью меняется. Как в браке.
Я уже третью неделю изучаю здесь людей. Я с большим пристрастием наблюдаю за вами, за Линой, за русскими, за арабами, за взрослыми и детьми. И я наконец пришёл к заключению — я должен выбирать. Я должен выбрать, что действительно важно показать: ужас или страсть. И я выбираю страсть. Вы, каждый из вас, открыли мне глаза. Вы показали мне, что я не должен терять время на бессмыслие ужаса. Я не могу так. Я не могу сыграть Гитлера. Я хочу показать вашу страсть, мою страсть. Такую чистую, невозможную, аморальную. Потому что именно это делает нас живыми.
— Ты писал сегодня?
— Дважды. Четыре капли. А ты?
— Также. Более-менее.
— Более или менее?
— Менее.
— А папа действительно не рассказывал про королеву? И про ее просьбу сыграть «Простые Мелодии» в Лондоне, и про его отказ?
— Ни словечка.
— Странная какая-то у вас дружба.
— Странная? Почему? Это хорошая дружба. Хорошему другу ты рассказываешь только хорошее. А этот эпизод для него из другой категории.
— Ты помнишь Гильду?
— Фильм?
— Нет. Гильду Блэк. В которую мы оба были влюблены.
— Гильда Блэк. Что это ты вдруг вспомнил о ней? Это было сто лет назад.
— Да. А ощущение будто вчера. Я бы отдал двадцать лет жизни, чтобы с ней переспать.
— Это был бы очень глупый поступок. Гильда Блэк не стоит двадцати лет твоей жизни. Она не стоит ни одного дня.
— Почему же? Ты спал с ней?
— Что? Что ты сказал?
— Что слышал. Шестьдесят лет назад ты поклялся, что не спал с ней из уважения к моей любви. Теперь ты запел по-новому.
— Слушай, я должен признаться.
— Так, слушаю.
— Настоящая трагедия, и поверь мне, это действительно трагедия, в том, что я даже не помню спал ли я с Гильдой Блэк.
— Ты серьезно?
— Клянусь!
— В горах ты испытываешь невероятные чувства. Ты ощущаешь свободу.
— А я только страх.
— Страх тоже невероятное чувство.
— Я ценю иронию, но когда она пропитана ядом, она теряет всю свою силу. И показывает еще кое-что.
— Что?
— Отчаяние.
— Я ценю иронию, но когда она пропитана ядом, она теряет всю свою силу. И показывает еще кое-что.
— Что?
— Отчаяние.
Cлайд с цитатой