Я верю
в победу человечества над злом.
И потому я не умею плакать.
Я верю
в победу человечества над злом.
И потому я не умею плакать.
— Знаете, каждый из нас похож на луковицу: под каждым елеем оказывается следующий; вы его снимаете и ожидаете увидеть бог знает что. Когда же добираетесь до конца, убеждаетесь, что в сердцевине ничего нет. Совсем ничего.
— Ничего? Вы говорите, ничего. Лук и вода. А слезы? Как же пролитые слезы? О них то вы и забыли!
Ни один человек не заслуживает твоих слёз, а те, кто заслуживают, не заставят тебя плакать.
— Нет, мама, — сказала она, а слезы текли по лицу и жгли, точно расплавленный металл. Кто это выдумал, будто в самом большом горе человек не плачет? Много они понимают.
Если человек в пятьдесят лет плачет, он редко плачет из-за чего-то одного, он плачет из-за всего сразу.
— Интересный вы экземпляр, — сказал Князь тьмы, расхаживая по комнате. — Любой человек на вашем месте сейчас бы визжал или плакал. Люди почему-то плачут по любому поводу.