Из двух соавторов каждый уверен, что на его долю выпал весь труд и только пол гонорара.
Писать не умею — не писать не могу!
Из двух соавторов каждый уверен, что на его долю выпал весь труд и только пол гонорара.
... их охотнее предполагают такими, какими они должны быть, требуют от каждого той же погони за своим «я» и «стремятся создать из всех одинаково равноправных, одинаково достойных уважения и одинаково нравственных или разумных людей».
Да, если бы люди были такими, какими они должны быть, могут быть, если бы все люди были разумны, все любили бы друг друга, как братья, тогда настало бы райское житье. Предположим, что это наступило, — что люди таковы, каковы они должны быть, могут быть! А чем они могут быть? Тоже не большим, чем они могут, то есть чем они в состоянии, имеют силу быть. И таковы они в действительности, ибо то, что они собою не представляют, тем они не в состоянии быть: быть в состоянии — это значит быть действительно. Если мы в состоянии чем-нибудь быть, то потому, что мы таковы в действительности. Может ли видеть ослепший от катаракты? О да, если ему удачно снимут катаракту. Но до того он не может видеть, ибо он не видит. Возможность и действительность всегда совпадают. Нельзя сделать того, чего не делают, так же точно, как и не делают того, чего не могут делать.
Одно и то же слово звучит по-разному у разных писателей. У одного за словом волочатся внутренности. Другой вынимает его из кармана пальто.
— Если бы я захотел, я бы написал за год десяток книг. И это были бы лучшие книги года.
— Нет, не написал бы.
— Точно, не написал бы. Но мог. Потому что я писатель.
Учитывайте опыт орнитологов! Чтобы писатели могли расправить крылья, им необходима свобода пера.
Все, что стоит в жизни за громкими словами — любовь, секс, жизнь, смерть, ненависть, — вовсе не они определяют наше существование. А множество других мелких, унизительных вещей, о которых мы и не думаем, пока они не возникнут перед нами, и от которых нам никуда не уйти.