— «Загадочная смерть англичанина в Голландии», – прочитал я.
— Они вечно так говорят, а потом выясняется, что человек просто съел испорченные рыбные консервы.
— «Загадочная смерть англичанина в Голландии», – прочитал я.
— Они вечно так говорят, а потом выясняется, что человек просто съел испорченные рыбные консервы.
— Не падайте духом, Пуаро. Вы ведь знаете, что в своей области вы непревзойденный, профессионал.
— Да, но что новенького в этой моей области?
Я взял газету.
— Вот, например, таинственная смерть англичанина в Голландии, — сказал я.
— Газеты всегда так пишут, а потом выяснится, что он просто съел испорченную рыбу и умер по вполне естественным причинам.
— А я-то думал, вы считаете, что тут замешаны потусторонние силы!
— Опять вы неправильно поняли меня, Гастингс. Я хотел сказать, что верю только в опасную и темную силу древних суеверий. Смотрите сами — друг за другом скоропостижно вдруг умирает несколько человек. В смерти каждого из них в отдельности нет ничего загадочного. Но поскольку все только и говорят, что о разгневанном духе древнего фараона, то можно преспокойно зарезать кого угодно среди бела дня, и его смерть тоже спишут на счет старинного заклятия — как велика власть сверхъестественного над обычной человеческой душой.
– В этом городке я чувствую себя белой вороной. Что касается вас, Пуаро, то вы и вовсе выглядите заморской птицей.
– По-вашему, я похож на иностранца?
– Как две капли воды, – заверил его я.
– Но ведь на мне костюм английского покроя, – задумчиво произнес Пуаро.
У вас, англичан, насколько я мог заметить, есть определенные привычки, и в частности, леди, урожденная леди, никогда не наденет дешевую обувь. У нее может быть бедная или потрепанная одежда, но обувь всегда будет отличного качества.
– Знаете, Пуаро, я уже просто перестал соображать, что к чему.
– Извините меня, Гастингс, но вы ничего не соображали с самого начала.
– Ладно, – устало согласился я. – Сдаюсь.
– Сдаетесь? Куда?
– Да это такое выражение. То есть я признаю себя побежденным и согласен, что полный дурак.
– Очень умная старуха, – заметил Пуаро.
– Несмотря на то, что не отдала должное вашим усам?
– Вкус – это одно, – холодно заметил Пуаро, – а мозги – другое.
— Весь ваш облик, Пуаро, бросается в глаза. Я всегда удивлялся, как это не помешало вам в вашей карьере.
— Все потому, – вздохнул Пуаро, – что вы вбили себе в голову, будто сыщик обязательно должен носить фальшивую бороду и прятаться за столбами. Фальшивая борода – vieux jeu, а за столбами прячутся лишь самые бездарные представители моей профессии.
— ... Мне кажется, что она из тех женщин, которые интересуются только собой.
Пуаро помолчал и потом совершенно неожиданно добавил:
— Таких людей поджидает в жизни большая опасность.
— Опасность? — удивился я.
— Я вижу, mon ami, что вас удивило это слово. Да, именно опасность, потому что такие женщины заняты только собственной персоной и не замечают происходящего вокруг. А ведь жизнь — это миллион противоборствующих интересов и конфликтных отношений между людьми. Нет, такие женщины видят только свой собственный путь вперед, и поэтому рано или поздно их ждет катастрофа.
Колдовское очарование древнего Египта вскоре завладело мной. Но не Пуаро. Одетый точь-в-точь так же, как если бы он находился в Лондоне, он постоянно таскал с собой в кармане маленькую одежную щетку и вел нескончаемую войну с пылью, которая то и дело оседала на его костюме.
— А мои ботинки! — стонал он. — Нет, вы только взгляните, Гастингс! Мои новенькие ботинки, из тончайшей кожи, всегда такие опрятные и блестящие! Боже милостивый, внутри песок, который немилосердно трет ноги, и снаружи тоже — на них смотреть больно! И эта жара... эта ужасная жара! От нее мои усы превратились в настоящую мочалку... да-да, мочалку!
— Лучше поглядите-ка на сфинкса, — посоветовал я. — Даже я чувствую, что от него исходит очарование древней тайны.
Пуаро с досадой покосился на меня.
— Не очень-то у него счастливое выражение лица, — пробурчал он. — Да и чего еще ожидать от бедняги, когда он едва ли не по уши погрузился в этот чертов песок! Будь все проклято!