Евгений Витальевич Антонюк

Иоахима фон Риббентропа за оккупацию Белостокской области приговорили к высшей мере, а Молотова, который виновен в оккупации Белостокской области в 1939г., не посчитали равным преступником его коллеге по иностранным делам. Белосток, который был присоединен к БССР в 1939 году и где 22 июня 1941 году были окружена армии РККА, в 1944 году оказался уже не в Белоруссии, а — первым городом за границей для 3й армии А. В. Горбатова. Не будь присоединения Белостока к БССР в 1939 году, не было бы расстрела 15000 поляков.

Другие цитаты по теме

Глупо моральное возмущение «а как там у Мамаева и Кокорина со стулом?», после того, как высказался в студии Время покажет: «не надо думать — надо обсуждать... я бы вмазал и такие попадались». А еще А. Шейнин, хам-ведущий студии Время покажет, бывает ищет уродов среди водителей маршрутных автобусов.

Прежде Путин думал, что в России народ не хочет работать (ленивый). Потом Путин объявил, что работать некому (демографическая яма в комплекте с пенсионной реформой). Хотя Путин и не собирался создавать рабочие места, зная, что работать все равно некому. А народ и так знал, что работать негде.

Геббельс говорил, а книги жгли, Хрущев говорил, а книги жгли, Сталин говорил, а книги жгли, Брежнев говорил, а Черных был отправлен в психушку, Лец и Зощенко были запрещены, и Ю. Домбровский был убит. Страницы с упоминанием генерал-лейтенанта Смушкевича и Мейерхольда были либо вырваны, либо подлежали заклеиванию. М. А. Булгаков: «в печку его... переписку с этим, с Каутским».

В одном случае А. Шейнин говорит, что это делали не русские и репрессии не носили националистический окрас, то Шейнин лицемерно говорит, что концлагеря в Польше охраняли поляки.

Раньше времени нельзя было отказаться Владимиру Резуну от советской присяги, будешь предателем числиться до ныне, а вот вовремя отказаться от советской присяги — это с Ельциным Б. Н.? И тогда не предатель — если в другое время отказался от советской присяги, чем «предатели»?

Один получил бронь, а другой вместо него ушел на фронт и там погиб — в этом вся суть трансплантологии. Люди, которым по жизни не было дела до других, хотят, в случае чего, получить органы на замену, и даже вероятность черного рынка трансплантологии, когда в стране процветает коррупция, не останавливает верующих, которые не должны ради своей жизни, рисковать и распоряжаться жизнями других. В государстве, где состряпать дело, подбросив невиновному улику в виде наркотиков, в порядке вещей, где не ставятся вопросы о квалификации и служебном соответствии судьи, в ситуации, когда нарушено непосредственное действие прав и свобод и применен закон, не приведенный в соответствие с Конституцией РФ, когда судьи по умолчанию оправданы за незнание закона, в отличие от граждан, которые должны быть равны перед законом на общих основаниях с судьями, когда квалификационные коллегии, общественные советы и палаты формируются «удобными», — лучше, кому-то кажется, не придумаешь, как позволить чиновникам рассматривать людей, как потенциальных кандидатов на разукомплектование. Для начала примените в жизни народовластие, прямое действие прав и свобод, как высшей ценности, действующей непосредственно, равенство судей перед законом на общих основаниях с другими гражданами в случае незнания закона, а тогда уж рассматривайте людей в качестве вероятных доноров. Правосудие в России сводится к политике рисков и предсказуемости денежных потоков в основном. И, вроде бы, государство, защищая права одного, защищает государственные права, и значит один уже не один, но с государством. А по факту правосудие стоит денег и нет ничего дороже денег.

Человеческая жизнь ничего не стоит в государстве, где правосудие стоит денег. На канале «Россия-1» адвокат сделал заявление: найдите еще таких же пострадавших, несите мне деньги и вам будет легче в суде.

Закон о чувствах верующих — дискриминационен по своей сути, поскольку ставит верующих в особое положение перед законом — их чувства важнее чувств иных категорий граждан, как бы чувства первых защищать надо, а других — не надо.

Закон о чувствах верующих — дискриминационен по своей сути, поскольку ставит верующих в особое положение перед законом — их чувства важнее чувств иных категорий граждан, как бы чувства первых защищать надо, а других — не надо.