Когда я стану великаном

— Помнишь, мы с тобой в первом классе клятву давали. Глупо, конечно, но я помню...

— И я помню.

— А как мы вместе в лагерь ездили, помнишь?

— Помню.

— Как ты подрался из-за меня... А как ты за одну ночь плавать научился, помнишь?

— Помню. А у тебя было платье такое, в горошек. И меня поразило, что и фамилия у тебя такая — Горошкина. А мы тебя тогда все Морковкиной дразнили.

— А когда я скарлатиной болела, ты мне мороженое носил... Тогда еще написал свои первые стихи...

— Ты и это помнишь?..

6.00

Другие цитаты по теме

— Так что с тобой делать?

— Готов понести наказание. Только за такое мелкое хулиганство и взрослых-то на три рубля штрафуют. Да и то вы бы меня не оштрафовали.

— Почему?

— А у вас с чувством юмора все в порядке.

— Ты, говорят, стихи пишешь?..

— Пишу.

— Хорошие хоть?

— Хорошие. А зачем плохие-то писать?

— Если я тебя правильно понял, ты меня вызываешь на поединок.

— Правильно понял.

— Тогда по всем правилам дуэли ты вызываешь, а я выбираю оружие.

— Выбирай. Только ты учти, я твоими самбами и каратэ не владею, и если ты честный человек, а, надеюсь, что ты честный человек...

— Так что, если я честный человек, мы с тобой на пинг-понговых шариках будем драться?.. Знаешь, Ласточкин, я как-то не люблю, когда слишком много говорят о честности.

— Все? Значит будем драться!

— А я с тобой драться и не собираюсь. Если я выбираю оружие, то считай, что я его уже выбрал... Я буду драться с тобой всю жизнь! Слышишь, с такими вот как ты подонками и трусами! Запомни это.

— Если я тебя правильно понял, ты меня вызываешь на поединок.

— Правильно понял.

— Тогда по всем правилам дуэли ты вызываешь, а я выбираю оружие.

— Выбирай. Только ты учти, я твоими самбами и каратэ не владею, и если ты честный человек, а, надеюсь, что ты честный человек...

— Так что, если я честный человек, мы с тобой на пинг-понговых шариках будем драться?.. Знаешь, Ласточкин, я как-то не люблю, когда слишком много говорят о честности.

— Все? Значит будем драться!

— А я с тобой драться и не собираюсь. Если я выбираю оружие, то считай, что я его уже выбрал... Я буду драться с тобой всю жизнь! Слышишь, с такими вот как ты подонками и трусами! Запомни это.

Когда я вырасту и стану великаном,

Я всем разбитые коленки излечу,

И всех ребят из нашего подъезда

Я через крыши прыгать научу.

Только дети обладают светлой способностью мгновенно переходить от одного настроения к другому. Когда тебе не исполнилось еще и десяти, даже самые неприятные воспоминания не имеют над тобой власти. При этой мысли бабулечка печально улыбается: для нее груз воспоминаний порой становится совершенно невыносимым.

Поговори со мной. Почему ты со мной не разговариваешь?!

Ты обещал.

Это ничего не меняет. Так никогда не было. И никогда не будет.

Ты это заслужил. Всё это.

Утро подарит свет...

Я проведу по щеке ладонью.

В моей голове очередной бред.

Я вспомню о тебе,

Сев на подоконнике...

Быть может это ничего не стоит...

Эта тишина — причина того, что образцы прошлого пробуждают не столько желания, сколько печаль, безмерную, неумную тоску. Оно было, но больше не вернется. Оно ушло, стало другим миром, с которым для нас все покончено. В казармах эти образы прошлого вызывали у нас бурные порывы мятежных желаний. Тогда мы были еще связаны с ним, мы принадлежали ему, оно принадлежало нам, хотя мы и были разлучены.. Эти образы всплыли при звуках солдатских песен, которые мы пели, отправляясь по утрам в луга на строевые учения; справа — алое зарево зари, слева — черные силуэты леса; в ту пору они были острым, отчетливым воспоминанием, которое еще жило в нас и исходило не извне, а от самих нас.

Но здесь, в окопах, мы его утратили. Оно уже больше не пробуждалось в нас — мы умерли, и оно отодвинулось куда-то вдаль, оно стало загадочным отблеском чего-то забытого, видением, которое иногда предстает перед нами; мы его боимся и любим его безнадежной любовью. Видения прошлого сильны, и наша тоска по прошлому тоже сильна, но оно недостижимо, и мы это знаем. Вспоминать о нем так же безнадежно, как ожидать, что ты станешь генералом.

И даже если бы нам разрешили вернуться в те места, где прошла наша юность, мы, наверное, не знали бы, что нам делать. Те тайные силы, которые чуть заметными токами текли от них к нам, уже нельзя воскресить. Вокруг нас были бы те же виды, мы бродили бы по тем же местам; мы с любовью узнавали бы их и были растроганы, увидев их вновь. Но мы испытали бы то же само чувство, которое испытываешь, задумавшись над фотографией убитого товарища: это его черты, это его лицо, и пережитые вместе с ним дни приобретают в памяти обманчивую видимость настоящей жизни, но все-=таки это не он сам.