Уже не стало отдельных, индивидуальных судеб — была только наша коллективная история, точнее, чума и порождённые ею чувства разделялись всеми.
В больнице. Больной туберкулезом; врач сказал, что через пять дней он умрет. Он решает сократить срок и перерезает себе горло бритвой. Он не может жить пять дней, это очевидно. «Не пишите об этом в ваших газетах, – говорит санитар журналисту. – Он и так настрадался».
Никто не рождается сильным или слабым, волевым или безвольным. И силу, и ясность сознания нужно выстрадать. Судьба гнездится не в самом человеке, а витает вокруг него.
... для любящего знать в подробностях, что делает любимое существо, есть источник величайшей радости.
Приговор, который вы бросили другим, в конце концов полетит обратно в вашу физиономию и нанесёт ей повреждения.
С точки зрения самой чумы, с ее олимпийской точки зрения, все без изъятия, начиная с начальника тюрьмы и кончая последним заключенным, были равно обречены на смерть, и, возможно, впервые за долгие годы в узилище царила подлинная справедливость.
— В сущности, одно лишь меня интересует – знать, как становятся святым.
— Но вы же в Бога не верите…
— Правильно. Сейчас для меня существует только одна конкретная проблема – возможно ли стать святым без Бога.
В обычное время мы все, сознавая это или нет, понимаем, что существует любовь, для которой нет пределов, и тем не менее соглашаемся, и даже довольно спокойно, что наша-то любовь, в сущности, так себе, второго сорта.
Он открыл шкаф, вынул из стерилизатора две гигроскопические маски, протянул одну Рамберу и посоветовал ее надеть. Журналист спросил, предохраняет ли маска хоть от чего-нибудь, и Тарру ответил: нет, зато действует на других успокоительно.
Cлайд с цитатой