Женщины — удивительные существа, они могут спокойно и безмятежно пройти сквозь какое-то препятствие, об которое мужчины годами разбивали себе головы в кровь, — и тут вдруг обнаруживается, что препятствие это не только ерунда, но его вообще не существует.
А человеку нужен свет. Человек должен жить на ярком, постоянном, беспощадном свету, так, чтобы каждая тень была определённой, отчётливой, самобытной и неповторимой: тень его собственной, личной чистоты или подлости. Всё зло человечества родилось в темноте, во мраке, там, где человека не преследует по пятам тень его собственных преступлений.
… Всё это было в том возрасте, когда клятвы в вечной верности испаряются быстрее, чем дыхание.
… Вся сложность человеческого существования коренится в непрестанной болтовне, которой человек окружает, обволакивает, отгораживает себя от расплаты за свои собственные промахи, а вот если бы существовала расплата, простая, как по векселю, — можно было бы сделать жизнь наполненной, достойной, плодотворной.
… Вид у него был самодовольный, и непроницаемый, и высокомерный, и неприступный, как у вши на королевском заду.
Женщинам надо во многом уступать. Они ведь не такие, как мужчины. Дух противоречия от природы: не угодишь им — жалуются, угодишь — всё равно жалуются.
Так уж устроены женщины. Им не свойственно, как нам, вникать в характеры людей. От рождения в мозгу у них посев готовых подозрений, плодоносящих то и дело. И они обычно не ошибаются, ибо на прегрешение и зло у них чутье, способность восполнять недостающие злу звенья. Готовя мозг для урожаев зла, инстинктивно, как спящий в одеяло, они кутаются в это действительное или придуманное ими, пока оно не сослужит свою службу.
Ну разве может человек их понять? Вот я прожил с одной пятнадцать лет, и будь я проклят, если понял. Ну кто их разберет? Только решишь, что они хотят одного, тут же понимай всё наоборот, да ещё, чёрт возьми, взбучку получишь за то, что не так её понял.
… Мой собственный опыт, приобретённый между 1942 и 1945 годами, меня научил, что военное начальство ничего не теряет, оно только может где-нибудь вас заживо похоронить.
Тяжелая жизнь у женщин, верно. У некоторых. Моя мама, скажу, умерла на восьмом десятке. Работала каждый день, в дождь и в вёдро, ни дня не хворала с тех пор, как родила последнего — а потом вроде огляделась вокруг, пошла, взяла ночную рубашку с кружевом, сорок пять лет пролежавшую в сундуке и ненадёванную, надела, легла на кровать, натянула одеяло и глаза закрыла. «Вам теперь за отцом ухаживать. — сказала. — Старайтесь. Устала я».
Cлайд с цитатой