Нет слов грустней, чем «был», «была», «было». Кроме них ничего в мире. И отчаяние временно, и само время лишь в прошедшем.
По-моему, это логично, что люди, столько водя себя и других за нос при помощи слов, наделяют молчание мудростью.
Нет слов грустней, чем «был», «была», «было». Кроме них ничего в мире. И отчаяние временно, и само время лишь в прошедшем.
По-моему, это логично, что люди, столько водя себя и других за нос при помощи слов, наделяют молчание мудростью.
Ибо победить не дано человеку... Даже и сразиться не дано. Дано лишь осознать на поле брани безрассудство своё и отчаянье; победа же — иллюзия философов и дураков.
Нелегко осознать, что любовь ли, горесть — лишь бумажки, боны, наобум приобретенные, и срок им истечет — хочешь не хочешь, — и их аннулируют без всякого предупреждения, заменят тебя другим каким-нибудь наличным выпуском божьего займа.
Со временем всё забылось. Страсти, обида и ненависть погасли. От пламени костра остался лишь серый пепел. Во всяком случае, я хочу так думать.
Однажды вечером будущее становится прошлым.
И тогда оглядывается назад — на свою юность.
Вот тогда время для меня и остановилось. Не биологическое, оно-то, конечно, движется независимо от сознания и только в одну сторону, как река, которую невозможно перегородить плотиной и заставить изменить русло. Я имею в виду собственное психологическое время, которое то течет подобно великой реке Волге, то вдруг останавливается, застывает, как скованный льдом ручей, а бывает, что несется, будто горный поток, подбирая по дороге валуны воспоминаний, или даже, словно цунами, сметает все, оставляя позади груды развалин прошлого — самых страшных развалин на свете, потому что разрушенный бомбой город можно восстановить, а сломанная, уничтоженная жизнь не денется уже никуда…