— Ваша версия правды — только это имеет сейчас значение.
— Правда единственна. Все ее «версии» суть неправды.
— Ваша версия правды — только это имеет сейчас значение.
— Правда единственна. Все ее «версии» суть неправды.
«Тот, кто пускается в битву с многоголовой гидрой человеческой природы, должен заплатить за это целым морем страданий, и его семья должна платить с ним наравне! И только хватая последние глотки воздуха перед смертью, ты поймешь, что твоя жизнь была лишь каплей в бескрайнем океане!»
Но что есть любой океан, как не множество капель?
И у Папы Сонга, и в этой камере мои дни и ночи подчиняются строгому распорядку, и сны — это единственный непредсказуемый фактор. Никто мне их не назначает, никто не подвергает цензуре. Сны — единственное, что мне когда-либо по-настоящему принадлежало.
Мудрый не суётся между зверем и его мясом.
И закон, и права постепенно выхолащиваются — ведь даже гранит подвержен эрозии. Пятая из моих «Деклараций» указывает, как извращается закон. Это цикл столь же древний, как племенная рознь. Начинается он с невежества относительно Других. Невежество порождает страх. Страх порождает ненависть, а ненависть порождает насилие. Насилие подпитывает дальнейшее насилие, пока единственным законом не станет все, чего только ни пожелает самый сильный.
— А почему все мученики сотрудничают со своими иудами?
— Скажите мне.
— Мы видим игру, которая развернется по окончании игры.
Ничто так не красноречиво, как молчание...
Чтобы одурачить судью, изображай обаяние, но чтобы провести весь суд, изображай скуку.
Страх усиливает осторожность, но скука ее подтачивает.
Священное — это прекрасное укрытие для кощунственного.
Если какой-нибудь ключ и был, то он состоял лишь в том, что никакого ключа не существовало.