Генри Миллер. Тропик Козерога

Вам кажется, что премия, выплаченная с двадцатилетним опозданием, и есть щедрость, что скромная пенсия и инвалидное кресло — это щедрость, вы думаете, раз взяли человека на прежнюю работу, значит, проявили щедрость. Да вы не знаете, что это долбаное слово значит, ублюдки вы! Быть щедрым — значит сказать «да», прежде чем человек успеет рот раскрыть.

0.00

Другие цитаты по теме

Мне было нечем заняться, кроме самосовершенствования, и я сходил с ума от каждодневных совершенствований.

Фотографии Фудзиямы оставь себе, а нам привези йены.

Я бесцельно бреду в поисках прочной, надежной позиции, откуда я мог бы обозреть мою жизнь, но позади лишь путаница пересекающихся тропок, спутанных, бестолковых, как следы курицы, которой только что отрубили голову.

Влюбленность оказалась скверной штукой, потому что она научила меня жить во лжи: улыбаться, когда улыбаться не хотелось, трудиться, когда я не верил в труд, жить, когда у меня не было для этого никаких оснований.

Не бывает недостойной работы. Бывает маленькая зарплата.

Ночные улицы Нью-Йорка отражают распятие и смерть Христа. Когда они покрываются снегом и воцаряется совершенная тишина, из уродливых строений Нью-Йорка несется музыка такого черного отчаяния и несостоятельности, что от нее пробирает дрожь. Здесь ни один камень не клался с любовью или почитанием, ни одна улица не прокладывалась для танцев и веселья.

Смерть — вот решение всех проблем, но ты не умирай, потерпи до утра, может, все-таки мелькнёт проблеск счастья, новое лицо, новый друг, ещё один шанс из тысячи, ты так молод, не грусти, не умирай, дождись если не счастья, то хотя бы новой дрючки...

Мы с ним точно разговаривали на тайном языке, в процессе наших бесед другие засыпали или растворялись в воздухе, как призраки.

В комнате с зеркальными стенами невозможно повернуться к себе спиной.

В силу обстоятельств я вынужден был стать тем, кем были многие другие, – рабочей лошадью. У меня было очень удобное оправдание: я работал, чтобы обеспечивать существование жены и ребенка. Но на самом деле оправдание дохлое: я ведь понимал, что, если завтра окочурюсь, они как-нибудь сумеют прожить и без меня. Так бросить все и стать самим собой! Почему бы и нет? Часть моего существа, которая трудилась, чтобы дать моей жене и дочери возможность жить так, как им хочется, та часть, что держала руль семейного корабля – что за бессмысленное и дутое понятие, – была худшей моей частью. В качестве кормильца я ничем не одарил мир; он взимал с меня положенное, вот и все.