То, о чём совсем не хочется думать, знай упрямо лезет на ум.
Нельзя разговаривать с тем, кого сбираешься убить. Это создает невидимую нить, делающую убийство невозможным...
То, о чём совсем не хочется думать, знай упрямо лезет на ум.
Нельзя разговаривать с тем, кого сбираешься убить. Это создает невидимую нить, делающую убийство невозможным...
Ты думал: вот-вот полечу, только крылья оперил!
А крылья сломались — и мир не заметил потери.
Сирота – значит, делай что хочешь, всё равно никто ответа не спросит. Зато и его самого любой мог обидеть, не опасаясь отмщения, потому что мстить будет некому…
И мальчик стал думать о том, как интересно быть сиротой, но потом вспомнил, как впервые пошёл один на охоту – и ужаснулся, поняв, что сироту никто не ждал из зимнего леса домой, к тёплому очагу, к миске со щами.
Все были здесь, в том числе и лекарь Иллад с неразлучной коробкой. Как на первый взгляд ни удивительно, трусоватого маленького халисунца менее других придавил отнимающий волю страх. «Наверное, — подумала кнесинка, — это потому, что у него, в отличие от меня, в руках есть дело, и в битве от него будет толк».
Каково бы ни было горе, нельзя рыдать без конца. Что-то переполняется в душе, и раздирающее отчаяние сменяется тупым безразличием.