Пастуху легко, если стадо — дегенераты, ***ки.
Не отворачивайся, прямо стой и смотри.
Это все, кого ты любишь, гниют изнутри.
Крики, рыдания, проклятия голосом грозным.
В ответ — коротко тупое холодное: «Поздно».
Пастуху легко, если стадо — дегенераты, ***ки.
Не отворачивайся, прямо стой и смотри.
Это все, кого ты любишь, гниют изнутри.
Крики, рыдания, проклятия голосом грозным.
В ответ — коротко тупое холодное: «Поздно».
Дикий стервятник следит за больным городом,
И за своё нездоровье мы все заплатим дорого.
Машет крылами чёрными, сыпет острые перья;
Лени, насилия, равнодушия и неверия.
В клюве его – наши крики;
Мы верещим от боли.
Он пирует, и мы пировать ему сами позволили.
Глаза домов горят, нас провожают,
И как бы с укором глядят в спину.
Мы, покидая детство, не раз ещё вспомним эту картину.
Смешно смотреть на дикарей, что охотились в масках,
Но где-то в будущем дети детей смотрят на нас так.
Начало твоей легенды следует рядом с самой утробы,
Все смотрят и верят, что ты встанешь и хотя бы попробуешь.
В эту минуту на свет родилось больше ста человек,
И пока ты дослушаешь песню, уже больше ста человек безвозвратно исчезнет.
Это симфония жизни, оркестр круглой космической родины,
Миллиарды сюжетов сплетаются, а до моментов в большую мелодию.
И каждый пришедший сюда пассажир по билету найдя свое место,
Даже при самых веселых раскладах не сможет сыграть вразрез с оркестром.
Наша движуха, без названия и знамени,
Ты тоже движешь, а не едешь сверху, значит, ты с нами,
Значит ты свой, хотя бы на одну сотую.
Одни мотор заводят, другие катаются и фотают,
Мы запускаем сердце, город делает вдох.