— «До скорой встречи, идo…, иди…» [читает записку, оставленную Ангельскими Глазками.]
— «Идиоты». Это тебе.
— «До скорой встречи, идo…, иди…» [читает записку, оставленную Ангельскими Глазками.]
— «Идиоты». Это тебе.
— Для тебя война закончилась. Переодевайся! Поедем на прогулку. Поищем двести тысяч долларов. Я знаю название кладбища, а ты имя на могиле.
— Меня не станут бить, чтоб я сказал его?
— А ты заговоришь?
— Нет. Думаю нет.
— И я так подумал. Не потому, что ты крепче Туко. Ты понимаешь, что это тебя не спасет. У тебя партнер сменился, но дело осталось то же. Я не жадный, возьму только половину. Нас двое, вдвоем пройти легче, чем одному.
Кто вздумал меня одурачить и оставил меня в живых, тот ничего не понял про Туко. Ни-че-го.
Видишь ли, мой друг, все люди делятся на два сорта: те, у кого револьвер заряжен, и те, кто копают. Ты копаешь.
— Не надо пистолет, амиго! Это тебе не будет хорошо. Нас здесь трое.
— Эй, амиго! Ты знаешь, что ты такой красавчик, что стоишь две тысячи долларов?
— Ага, только вы не похожи на тех, кому они достанутся. [говорит из-за спин охотников]
— Тебе повезло больше, чем твоему другу. Уоллес с Анжело будут бить его пока идёт музыка. Многие через это прошли.
— Здесь близко холм Скорби? Кладбище на холме Скорби?
— Не далеко, полсотни миль, подыскиваешь местечко?
— Нет, хочу посетить могилу внучатого племянника.
— Хочешь умереть в одиночку?
— Эй. Блондинчик. Анжело мой! У меня счёты к старому приятелю.
— Ладно. Только его там уже нет. Он старый койот...
Люблю здоровых толстых мужиков, вроде тебя. Они падают с таким шумом, и иногда больше не встают.
Видишь ли, мой друг, есть два вида шпор: те, которые входят через дверь, и те, которые входят через окно.