Душа её просила тишины и уединения, какие может она обрести лишь средь шумного общества.
Не было на свете двух сердец столь же открытых и близких, вкусов столь же общих, чувств столь же согласных и душ столь же созвучных между собой.
Душа её просила тишины и уединения, какие может она обрести лишь средь шумного общества.
Не было на свете двух сердец столь же открытых и близких, вкусов столь же общих, чувств столь же согласных и душ столь же созвучных между собой.
Сожаленья и тоска омрачали ей все развлеченья юности; и она надолго погасла и поникла.
Проблема поэзии в том и состоит, что редко кто наслаждается плодами её безнаказанно, и что она впечатляет нас более при том именно состоянии души, когда бы нам менее всего следовало ею упиваться.
Люди готовы удивляться жалким экспериментам по оживлению тела, в то время как сотни спасенных душ оставляют их совершенно безучастными.
Черт, такая пустота…
Лучше чувствовать хоть что-то. Даже боль лучше. А пустота…
Сначала она проявляется как огромная дыра в области груди. Потом она начинает разрастаться со скоростью выстрела пули. Тебе ли не знать как быстро они летят?
Она раздирает все внутренности своими длинными острыми, как лезвия, когтями. Раздирает душу. Если она еще осталась.
А что потом? Потом — ничего.
Прости, я не могу описать это словами. Это нужно почувствовать, а этого я никому не пожелаю.
По мне, единственное преимущество женщины (преимущество весьма незавидное; и врагу бы не пожелала) — это способность наша любить дольше, когда у любви уж нет надежды на счастье или возлюбленного уж нет в живых.
... Зеленые ущелья среди романтических скал, где роскошные лесные и фруктовые деревья свидетельствуют, что не одно поколение ушло в небытие с тех пор, как первый горный обвал расчистил для них место, где глазу открывается такая изумительная, такая чарующая картина, которая вполне может затмить подобные ей картины прославленного острова Уайт...
Он видел, что глубина её души, всегда прежде открытая перед ним, была закрыта от него.