Воскресный вечер с Владимиром Соловьёвым

Мы забываем, что в центре находится Господь, и человек — его творение. А мы почему-то считаем абсолютно святыми и неизменными некие временные формы организации человеческого общества. И мы начинаем придавать сакральность по сути не сакральным вещам. Вот как сейчас мы носимся с понятием демократия, которое, если посмотреть на всю глубину существования человеческого общества, позолота. Т. е. ничто. Но мы, играя в слова, пытаемся все время придумать себе вслед за Фукуямой некий конец истории. Что выглядит очень наивно, учитывая, что были ребята поумнее, которые писали о конце Европы, о закате Европы.

0.00

Другие цитаты по теме

Демократия не ставит вопросы: «хорошо» или «плохо». Демократия — это, в первую очередь, процедуры и их соблюдение.

— Никакого повода для похорон российского либерализма я не вижу! [реплика Сергея Борисовича Станкевича]

— Да нет никакого повода хоронить, потому что невозможно найти покойника!

Просто мне полковник Мамаев, который возглавлял военную кафедру в институте стали и сплавов, говорил: «Повезло вам, вы — танкисты! Весь мир посмо́трите!».

Почему марксизм стал нашей идеологией? Потому что это была идея справедливости. Технологический прорыв нужен был для реализации идеи справедливости. Когда угнетенные классы должны были создать общество абсолютной справедливости. Когда вы говорите, что должен развиваться каждый... Конечно. Но каждый развивающийся — это броуновское движение, которое приводит всегда к гибели общества. Потому что развитие каждого должно тем не менее должно идти на созидание, а не разрушение общества. Поэтому здесь всегда есть элемент. Когда государство наконец поймет, что его задача — это не только количественное наращивание, но в первую очередь формулирование целей. И тогда следование этой цели... И тогда все становится на свои места. Тогда есть и задача воспитания молодежи, и понятно зачем воспитывать и как воспитывать. И понятно, что это начинается с детского сада и школы. И понятно, что это начинается с того, что люди осознают, что такое хорошо и что такое плохо. Когда размыты понятия хорошо и плохо, государство всегда гибнет.

Сразу вспомнил анекдот времен вьетнамской войны. Когда вьетнамский истребитель завалил кучу американцев, ему говорят: как тебе это удалось? Он говорит: Я смотрю, у меня на хвосте совсем плохо, вспомнил, что есть красная кнопка, и надо ее нажать. Я ее нажимаю, открывается дверца, появляется здоровый русский мужик, и говорит: Сынок, сядь-ка пока в сторону...

Любое судебное решение имеет смысл только тогда, когда его можно воплотить. Но если мы позволяем кому-то брать на себя наглость судить, разве мы не понимаем, какое будет решение?

— Мы как народ всегда занимаемся самокопанием. И, наверное, это является очень важной нашей частью. Для того, чтобы не свернуть в привычную колею. Но здесь, мне кажется, очень важно отойти от литературных образов и перейти к изучению документов. Почему? Потому что та эпоха создавала такие литературные документы, которые восхваляли террор и говорили, как прекрасен террор и как прекрасна классовая борьба.

— Они были не талантливы...

— Мы сейчас, с позиций своего времени начинаем говорить, что это было талантливо, а это — нет. В свое время и Мережковский был гораздо талантливей Толстого. Хотя сейчас очевидно, что даже невозможно сравнивать таланты Толстого и Мережковского. Иногда надо успокоиться и внимательно изучать документы. И делать выводы и вносить их в Конституцию и в систему управления государством.

Каждый раз, когда где-то звучит — «два процента», я вижу как тень Касьянова проходит через мою студию...

[обращаясь к Николаю Злобину] Если человек живет, и ему кажется, что у него все в порядке, ему надо срочно обратиться к психиатру. Всегда в обществе есть проблемы. Если это общество еще живо.