Если ты не понимаешь потребности в любви или дружбе, как ты можешь быть одиноким?
— У тебя все так просто получается.
— Трудно только то, что ты делаешь трудным, Анита.
Если ты не понимаешь потребности в любви или дружбе, как ты можешь быть одиноким?
— У тебя все так просто получается.
— Трудно только то, что ты делаешь трудным, Анита.
Своих друзей труднее впечатлить устрашающим взглядом. Они знают, что ты не причинишь им вреда по-настоящему.
Когда смотришь в эти глаза, понимаешь, что за ними нет никого, с кем можно говорить.
Думая о ритуальной музыке, люди представляют себе барабаны, у них возникают ассоциации с ритмом сердца, приливами и отливами крови. Но не все ритуалы должны напоминать нам о теле. Некоторые создаются для того, чтобы намекнуть, зачем выполняется ритуал. Всякий ритуал сотворен сердцем во имя божества. Ну, пусть не всякий, а почти всякий. Мы кричим: эй, Бог, посмотри на меня, на нас, мы хотим, чтобы тебе понравилось. Все мы в душе дети и надеемся, что папочке или мамочке понравятся наши подарки. Ну, бывает, правда, что у мамочки с папочкой характер тот еще.
Когда наступает примирение, то о самом страшном горе рассказываешь без эмоций, так, будто оно стряслось с кем-то другим. Но даже смирившись, можешь поведать о минувшей истории, как об интересном происшествии.
— Была и я когда-то розовой, Эдуард.
— Все мы рождаемся ангелочками. Но оставаться такими нельзя, если хочешь выжить.
Есть люди, которым я могла бы доверить свою жизнь, но нет никого другого, кому я доверила бы свою смерть.
Черные джинсы свободного покроя с дырами на коленях и черные ботинки — в другой обуви я его с самого приезда не видела. Ладно, чья бы корова мычала. У меня тоже было три пары черных кроссовок, и я все три привезла.
— Арфа, проверь у этого типа бумажник. Узнай, кто он.
Арфа? Здоровенный мужчина, гора потусторонней энергии, носит имя Арфа.