Дмитрий Львович Быков

Гений и злодейство — насколько они совместимы? Во-первых, у Пушкина эта мысль высказывается Моцартом под вопросом. Не правда ль? — спрашивает он у Сальери, на мой взгляд, провоцируя его в этом эпизоде. Потому что он прекрасно понимает все. Гений — это очень глубокая мера понимания мира, он не свободен от дурных мыслей, и не свободен от дурных намерений. Другой вопрос, в какой мере он готов их осуществлять. Я считаю, что здесь и Моцарт, и Пушкин правы в одном — гармония и злодейство не совместимы.

Гений — это действительно сын гармонии, который пытается гармонизировать все, к чему прикасается. Злодейство в сущности — это нарушение гармонии мира.

0.00

Другие цитаты по теме

Думать надо о живых. О живых гениях никогда не думают, а после смерти поклоняются!

Ты непременно сдохнешь, пускай нескоро,

Дергаясь от удушья, пустив мочу,

Сдохнешь и ты, посмевший — но нет, ни слова.

Сдохнешь и ты, добивший — но нет, молчу.

Общая казнь, которою не отменишь,

Общая месть за весь этот сад земной.

Впрочем, и сам я сдохну. Но это мелочь

После того, что сделали вы со мной.

Гений — это тот, кто занимается любимым делом, но само по себе занятие любимым делом не делает человека гением.

Я исхожу из той аксиомы, что гений в политике это хуже чумы. Ибо гений — это тот человек, который выдумывает нечто принципиально новое. Выдумав нечто принципиально новое, он вторгается в органическую жизнь страны и калечит ее, как искалечили ее Наполеон и Сталин, и Гитлер, нельзя же все-таки отрицать черты гениальности — в разной степени — у всех трех. Шансов на появление «гения» на престоле нет почти никаких: простая статистика. Власть царя есть власть среднего, среднеразумного человека над двумястами миллионами средних и среднеразумных людей. Это не власть истерика, каким был Гитлер, полупомешанного, каким был Робеспьер, изувера, каким был Ленин, честолюбца, каким был Наполеон, или модернизированного Чингиз-Хана, каким являлся Сталин.

Долг гения прежде всего быть самим собой — это для него больше, чем честь для мужчины, больше, чем стыдливость для женщины. И если потерпит урон его внутренняя сущность, которая включает и честь и стыдливость в высшем понимании этих слов, то он не гений, уже не гений.

Господь даёт брюки, когда нету зада,

Когда нету тачки — дарит колесо.

Вот когда мне будет ничего не надо,

Он даст мне всё и больше, чем всё.

Надо себя ввергнуть в такое состоянье,

Которое не всякий вкусих и описах -

Когда тебе нужно только достоянье,

Собранное сердцем, причем на небесах.

Средь сорного сада, позорного распада,

Смурного парада соблазнов и химер

Я жив потому лишь, что мне почти не надо

Того, чего надо соседу, например.

Один хочет тачку, другой хочет прачку,

Третий хочет дачку и жирное теля,

Один хочет бабок, другой хочет на бок,

Третий — мучить слабых, а я хочу тебя.

Ведь все гении представляют собой нечто среднее между богом и смертным.

Загоняв себя, как Макар телят,

И колпак шута заработав,

Я открыл в себе лишь один, но большой талант -

Я умею злить идиотов.

Я не знаю, чем посягаю на их оплот

И с чего представляю для них угрозу.

А писанье — продукт побочный, типа как мёд.

Если каждый день на тебя орет идиот,

Поневоле начнешь писать стихи или прозу.

Недаром говорят: «Лицом к лицу лица не увидать». Жить в одно время с гениями забавно. Их всё время принимаешь за таких же, как все остальные, как ты сам: выпиваешь с ними, смеёшься, критикуешь. И только когда они уходят куда-то дальше, вдруг понимаешь, что этого больше нет. И вчерашняя повседневность вдруг встает в правильную перспективу.

Гений должен сам прокладывать себе дороги.

А потом про него будут говорить:

«А, это тот, что дробит камни».