– Морду бы ему набить...
– Морду ему мы пощупать всегда успеем.
– Морду бы ему набить...
– Морду ему мы пощупать всегда успеем.
— Друг мой, вы больны...
— Да, болен!
— ... организационным бессилием и бледной немочью.
— И завтра на конспиративной квартире нас ждёт засада. Придется отстреливаться. Мы рады в этой тревожной обстановке встретить именно вас.
— Да уж!
— Они надеются нас взять живьём, дети! Они не знают, что теперь нас трое. Я дам вам парабеллум. Мы будем отходить в горы. Сможете нас прикрыть?
— Не смогу...
— Почему?
— Видите ли, я совершенно не знаком с военным делом, но посильную финансовую помощь я оказать могу.
— Вы верный друг отечества!
— Я думаю, что двести рублей...
— Пятьсот рублей могут спасти гиганта мысли.
— Скажите, а двести рублей не могут спасти гиганта мысли?
— Я полагаю, что торг здесь неуместен!
— Не пугайтесь, это не в коридоре, а за стеной. Фанера, как известно из физики, лучший проводник звука… Где-то там должен быть несгораемый шкаф.
— А-а-а-ой!
— Что это?
— Кажется, несгораемый шкаф...
— Больно?
— Очень!
— Ничего, это физические мучения. Зато сколько здесь было моральных мучений — страшно вспомнить. Где-то здесь стоял скелет — собственность студента Иванопуло. Он купил его на Сухаревке, а в комнате держать боялся. Посетитель вначале ударялся об кассу, а потом на него падал скелет. Беременные женщины были очень недовольны…
— Какой у Вас прекрасный мех!
— Мексиканский тушкан!
— Быть этого не может! Вас обманули, Вам дали гораздо лучший мех! Это... шанхайские барсы! Ну да, барсы! Видите, как мех играет на солнце? Янтарь!
— Ну что, дядя, невесты в вашем городе есть?
— Кому и кобыла невеста.
— Больше вопросов не имею.
Я не разбойник и не апостол,
И для меня, конечно, тоже все не просто.
И очень может быть, что от забот моих,
Я поседею раньше остальных.
Пусть бесится ветер жестокий
В тумане житейских морей.
Белеет мой парус, такой одинокий,
На фоне стальных кораблей!
В страсти, как и в счастье, все мы ищем постоянство,
Но ничто не вечно под луной — нет.