— Но ведь хочется, чтоб скорее!
— Скоро только кошки родятся!
— Но ведь хочется, чтоб скорее!
— Скоро только кошки родятся!
— Только вы, дорогой товарищ из Парижа, плюньте на всё на это.
— Как плюнуть?!
— Как же вам плюнуть-то? Слюной, как плевали до эпохи исторического материализма.
А! Пролетарий умственного труда! Работник метлы! Это конгениально! Ваш дворник — большой пошляк. Разве можно так напиваться на рубль?
— Новая партия старушек?
— Это сироты.
— Дети Поволжья? Тяжелое наследие царского режима?
— Не пугайтесь, это не в коридоре, а за стеной. Фанера, как известно из физики, лучший проводник звука… Где-то там должен быть несгораемый шкаф.
— А-а-а-ой!
— Что это?
— Кажется, несгораемый шкаф...
— Больно?
— Очень!
— Ничего, это физические мучения. Зато сколько здесь было моральных мучений — страшно вспомнить. Где-то здесь стоял скелет — собственность студента Иванопуло. Он купил его на Сухаревке, а в комнате держать боялся. Посетитель вначале ударялся об кассу, а потом на него падал скелет. Беременные женщины были очень недовольны…
— Мы должны протянуть руку помощи! И мы её протянем! Но эту руку мы протянем не всем, господа, а только маленьким беспризорным детям!
— Красиво. Тут не придерёшься, помогал детям и баста!
— И завтра на конспиративной квартире нас ждёт засада. Придется отстреливаться. Мы рады в этой тревожной обстановке встретить именно вас.
— Да уж!
— Они надеются нас взять живьём, дети! Они не знают, что теперь нас трое. Я дам вам парабеллум. Мы будем отходить в горы. Сможете нас прикрыть?
— Не смогу...
— Почему?
— Видите ли, я совершенно не знаком с военным делом, но посильную финансовую помощь я оказать могу.
— Вы верный друг отечества!
— Я думаю, что двести рублей...
— Пятьсот рублей могут спасти гиганта мысли.
— Скажите, а двести рублей не могут спасти гиганта мысли?
— Я полагаю, что торг здесь неуместен!
— Вот, может быть, желаете ещё гарнитур генеральши Поповой?
— Нет, знаете, как-то мебель генеральши Поповой меня интересует значительно меньше.
— Тоже Гамбс...
— Интересует, но меньше.