Синтия Барнетт. Занимательное дождеведение

Другие цитаты по теме

В 2000 году, когда Джордж Буш-младший победил Эла Гора на выборах, исход которых полностью зависел от пересчета голосов во Флориде, демократы пеняли на испорченные бюллетени. Однако свою историческую роль в тот момент сыграл дождь. Всестороннее изучение данных о влиянии погоды на явку избирателей с целью проверить, верна ли примета, согласно которой дождь в День выборов на руку республиканцам, подтвердило эту гипотезу. Исследователи также пришли к выводу, что если бы в 2000 году во Флориде в День выборов стояла сухая погода, то итоги голосования по всей стране оказались бы другими, и Гор бы выиграл выборы в штате и стал президентом.

В романе «Отверженные» Виктор Гюго размышлял о том, что битва при Ватерлоо, которая привела к падению Наполеона и покончила с гегемонией Франции как мировой сверхдержавы, могла бы завершиться победой французов, если бы ее начало не отсрочили дожди с непролазной грязью, давшие прусским войскам время на перегруппировку. «Провидению потребовался лишь небольшой дождь,— писал он.— Одна несвоевременная тучка в небе смогла перевернуть целый мир».

Когда в своих «Марсианских хрониках» Рэй Брэдбери наделил Марс дождем и пригодной для жизни атмосферой, пуристы от научной фантастики ворчали: такого просто быть не может. В предыдущем столетии астрономы – и писатели, подобные Герберту Уэллсу, которые заимствовали кое-что из их трудов, стремясь придать научно-фантастическому жанру соблазнительную достоверность, – считали Марс похожим на Землю. Уж если и возможна жизнь на другой планете, полагали они, то, скорее всего, именно там. Но к середине 50-х годов XX века, когда были изданы «Марсианские хроники», оценивать шансы на это стали иначе. Ученые сочли: климат на Марсе удушающе засушлив и невероятно суров, да и слишком холоден для дождя.

Брэдбери вовсе не старался соответствовать актуальным научным воззрениям. На любой планете его гораздо больше интересовали человеческие судьбы. Он создал еще и дождливую Венеру, но вовсе не потому, что тогдашние ученые считали ее болотом галактики. Брэдбери просто любил дождь, который был, как любимый шерстяной свитер, созвучен его печали.

В романе «Всего хорошего, и спасибо за рыбу!», четвертом в цикле Дугласа Адамса «Автостопом по галактике», водитель грузовика по имени Роб Маккенна является богом дождя, но не

знает об этом. «Он знал только одно — что его беспросветно унылые рабочие дни перемежаются мутными выходными,— пишет Адамс.— Тучи же, в свою очередь, знали только одно — что любят его и хотят всюду быть рядом с ним, чтобы он, не дай бог, не засох от безводья»*.

Маккенна презирает дождь, но знаком с ним настолько близко, что создает шкалу из двухсот тридцати одной разновидности дождя. Разновидность 11 — «освежительная капель»,

33 — «слабый, моросящий, дорога становится скользкой», 39 —«крупные капли». Грозы попадают в интервал от 192 до 213. Разновидность 127 — «синкопы по кабине». А меньше всего он любил номер 17 — «грязная бешеная барабанная дробь, когда дождь так сильно лупил по ветровому стеклу, что даже дворники включать было бессмысленно».

Мы можем забывать наши региональные блюда и диалекты, но дождь всегда остается верен месту, сохраняя присущие ему запахи, язык и обычаи во всех своих странствиях.

Сколько бы красок и жизни ни дарил дождь, чрезмерные осадки могут принести зловещую мглу в духе шекспировской «Бури», с плесенью, гнилью, и бесконечными наводнениями, питающими малярийных комаров снаружи и болезни внутри. В Средние века, когда Европу терзали едва ли не самые обильные дожди в истории человечества, реальность была как никогда близка к вышеописанной картине. На гравюре «Четыре всадника Апокалипсиса», созданной в XV веке немецким художником Альбрехтом Дюрером, на фоне угрожающих темных туч мы можем увидеть четырех всадников — Смерть, Голод, Войну и Чуму. Бесконечные дожди сулили появление, по меньшей мере, троих из них.

Торричелли также составил первое научное описание ветра и дал лирическое объяснение нашего места в атмосфере: Noi viviamo sommersi nel fondo d'un pelago d'aria («Мы живем, погруженные на дно океана воздушной стихии»). Но когда дело дошло до описания дождя и разговоров о нем, ни наука, ни беллетристика так в полной мере и не смогли выразить эту идею столь четко. В силу своей хаотической природы дождь относится к тем элементам погоды, которые труднее всего измерить – и даже просто назвать.

В Дании ливень уподобляют подмастерьям обувщиков, в Греции – ножкам стульев, во Франции – веревкам, в Нидерландах – черенкам трубок, в Чехии – тачкам. Уэльсцы, у которых для дождя имеется больше двух десятков слов, любят говорить: старухи кидаются своими клюками. Похожий вариант используют люди, говорящие на африкаанс: старухи кидаются дубинками. Поляки, французы и австралийцы дружно сравнивают дождь с лягушками; сильный дождь в Австралии иногда называют душителем лягушек. Говорящие на испанском и португальском языках могут сказать: льет кувшинами. По неведомой причине португальцы также говорят, что льет жабьими бородами, а испанцы – Esta lloviendo hasta maridos, то есть дождит мужьями! Наверное, группа Weather Girls в своем диско-хите 1982 года It’s Raining Men имела в виду не совсем это.

Торричелли также составил первое научное описание ветра и дал лирическое объяснение нашего места в атмосфере: Noi viviamo sommersi nel fondo d'un pelago d'aria («Мы живем, погруженные на дно океана воздушной стихии»). Но когда дело дошло до описания дождя и разговоров о нем, ни наука, ни беллетристика так в полной мере и не смогли выразить эту идею столь четко. В силу своей хаотической природы дождь относится к тем элементам погоды, которые труднее всего измерить – и даже просто назвать.

Дождь не только придает яркости природе, но и добавляет красок в историю человечества.