Кто-то попрекал Хрисиппа, что он не ходит слушать Аристона Хиосского, как все.
— Если бы я делал все, как все, я не был бы философом, — ответил Хрисипп.
Кто-то попрекал Хрисиппа, что он не ходит слушать Аристона Хиосского, как все.
— Если бы я делал все, как все, я не был бы философом, — ответил Хрисипп.
Сама я Хайдеггера не изучала, Господь попустил. Да и Сартра знаю только потому, что он много говорил об искусстве и мне это нужно по работе. Но я видела, что бывает с теми, кто жадно читает этих двух и весь прочий список, чтобы скорее войти в бизнес – особенно когда бедняги относятся к прочитанному всерьез. Ой вей. Но почему-то сохраняется консенсус, что «есть вещи, которые знать необходимо».
Нет, понятно, что преподавателям так называемых «гуманитарных наук» нужна кормовая база. Но подобное положение дел – это, по-моему, вредительство. Сказать молодому и свежему уму: вот прочитай-ка для развития Хайдеггера, Сартра, Ведровуа и Бейонда – это как посоветовать юной деревенской красавице: чтобы познать жизнь, дочка, переспи по десять раз с каждым из двенадцати солярных механизаторов в вашем депо. Она это сделает, конечно – трогательная послушная бедняжка. И жизнь в известном смысле познает. Но вот красавицей уже не останется: во-первых, никогда не отмоет сиськи, а во-вторых, будет ссать соляркой до конца своих дней.
Философские тренажеры не воспитывают ум. Они его искривляют. Когда голову развивают подобным образом, в нее закачивают софт, который немедленно начинает участвовать в каждой вашей «встрече с бытием». И, закачав этот софт, назад вы его уже не откачаете.
Почему люди следуют за большинством? Потому ли, что оно право? Нет, потому что оно сильно. Почему люди следуют стародавним законам? Потому что они здравы? Нет, потому что они общеприняты и не дают прорастать семенам раздора.
Слова «хорошо подражать Гомеру и ему подобным» не позволяют считать хорошим само творчество Гомера и ему подобных, — ведь они-то не подражали сами себе!
... До того момента я верил в справедливость. В то, что в нашем мире существует «правда» и что она должна восторжествовать. Но вскоре я понял, что правду выбирает большинство. Я понял, что правдивость устанавливается количеством. Я понял, что всё подстраивается под большинство. Вот почему я предпочёл одиночество общению.
Если бы каждый держался за то, что ему причитается, как мученик за веру, это очень бы способствовало счастью и благополучию всех.
Философ охотится за истиной, как волк за своей добычей; по крайней мере, голодных обмороков у него не бывает.
В конце концов, басням верит подавляющее большинство горожан, а большинство почти всегда ошибается, просто обязано ошибаться.