Совсем озверело мое начальство. Утро красит нежным светом, а тут бегом, марш, тащи этого шофера.
А вам не кажется, что вы принимаете меня за героя популярной картины ''Дети, бегущие от грозы''?
Совсем озверело мое начальство. Утро красит нежным светом, а тут бегом, марш, тащи этого шофера.
А вам не кажется, что вы принимаете меня за героя популярной картины ''Дети, бегущие от грозы''?
— Валёк! Какая встреча!
— Да. А пиво-то — дрянь.
— Ну?
— Горчит. Давно из Тулы?
— Валёк, да ты просто отвык от пива. Одичал в лесах северного Урала.
— О чём ты, начальник?
— О том, что тебе ещё лет пять-шесть древесину-то валить.
— А пусть работает железная пила.
— И опять ты прав. Не для работы тебя мама родила.
— Мне немного стыдно за то, что я столько лет подавлял себя...
— О чем ты говоришь?
— Я говорю про маму.
— Так дело в твоей маме?
— Я должен, Сол. Я должен ей признаться.
— О Боже! Не надо! Ты ничего не должен этому ирландскому Волан-де-Морту!
Подпоручик попал служить в унылый городишко с тяжёлой и скучной судьбой. Существование его было однообразно, как забор, и серо, как солдатское сукно.
На одном ленинградском заводе произошел такой случай. Старый рабочий написал директору письмо. Взял лист наждачной бумаги и на оборотной стороне вывел:
«Когда мне наконец предоставят отдельное жильё?»
Удивленный директор вызвал рабочего: «Что это за фокус с наждаком?»
Рабочий ответил: «Обыкновенный лист ты бы использовал в сортире. А так ещё подумаешь малость…»
И рабочему, представьте себе, дали комнату. А директор впоследствии не расставался с этим письмом. В Смольном его демонстрировал на партийной конференции…
Для меня легче, если черви будут есть моё тело, чем если профессора станут грызть мою философию.