— Скажи, дитя, что ты видишь?
— Нечто маленькое и тощее. Без прошлого. Без будущего.
— А я вижу страстную молодую женщину, которая уже не раз доказала, что она — особа королевских кровей. А я их на своём веку повидал немало.
— Скажи, дитя, что ты видишь?
— Нечто маленькое и тощее. Без прошлого. Без будущего.
— А я вижу страстную молодую женщину, которая уже не раз доказала, что она — особа королевских кровей. А я их на своём веку повидал немало.
— Похоже, вы увлеклись друг другом.
— Увлеклись?! Господи, Владимир, ты в своем уме?! Увлеклись!
– Не трогай меня! Не спрашивай ничего! Не говори ничего! Останься со мной!
– Разве я тебя когда-нибудь покидал?
– Ты позволил мне уйти.
— Но ты не можешь идти босиком.
— Иисус мог.
— Иисус! Нашел кого вспомнить! Ты же не будешь себя с ним сравнивать?
— Всю свою жизнь я себя с ним сравнивал.
— Но там было тепло! Там было хорошо!
— Да. И распинали на крестах.
В любой истории хватает белых страниц, которые каждое поколение заполняет по-своему.
Я про тщетность слов. Если не чувствовать тщетности слов, то, значит, ты ничего в словах не понимаешь.
Если я пойду налево, так и останусь сиротой. А если я пойду направо — что меня там ждёт? Тот, кто дал мне кулон, видно, меня любил. Это бред: я в Париже! Господи, дай мне знак, куда идти! Намекни! [появляется пёс и хватает шарф Анастасии] Эй! Ну мне совсем не до игр, ясно? Я жду знака.
Я не в состоянии передать чувство, с которым я удалился. Я бы не желал, чтобы оно когда-нибудь повторилось; но я почел бы себя несчастливым, если бы я никогда его не испытал.