Хоть мавру я всегда верна, ей Богу,
Хоть мавру я почти верна, ей Богу,
Хоть мавру я в душе верна, ей Богу,
Но я ему неверною кажусь.
Он видит нож и всё идёт к итогу,
Он нож берёт и всё идёт к итогу,
Он взял свой нож и всё пришло к итогу,
О, Боже, на колени я к ангелу сажусь.
Мой верный мавр — измены не прощает,
Мой нежный мавр — измены не прощает,
Мой грозный мавр — измены не прощает,
А я ведь недотрогой не слыву.
И если ревность мавра посещает,
Ах, если ревность мавра посещает,
О, если ревность мавра посещает,
Мне значит с божьим ангелом пора на рандеву.
— Им же лет по 80, то есть лет 60 они прожили вместе. И видно, видно, прям видно, что они друг друга любят.
— Любят? Почему ты так думаешь, что они друг другу не изменяли? Может даже поэтому они и прожили так долго и счастливо. Ну потому что изменяли. Разве так не бывает?
— Нет. Так не бывает.
— Почему?
— Потому что. Потому что я так не хочу.
Видать, была любовью
Ты всё ж в моей судьбе.
Душой, губами, кровью
Тянулся я к тебе.
И жизнь внезапно цену
Иную обрела.
И всё твоя измена
Под корень подсекла.
Что ж… Пусть… Живу теперь я
Неплохо. Ничего.
Не верю в счастье. Верю,
Что можно без него.
И жизнь на сон похожа,
И с каждым днем я злей.
И ты, наверно, тоже
Живешь не веселей.
Безверье и усталость
В душе, в судьбе, в крови…
Приходит рано старость
К живущим без любви.
— Такие слова могут стоить человеку головы. Кое-кто скажет, что вы изменник.
— Как правда может быть изменой?
На экране была библиотека клуба «Haute SOS». А если точно, мои голые ноги. Елозящие на пустом диване.
Хорошо ещё, что камера была установлена так, что я попадал в кадр не весь. А то был бы совсем позор.
Самым отвратительным было то, что на соседней табуретке сидел Энлиль Маратович. Иштар почему-то полюбила вызывать нас на ковер вдвоем.
— Ладно, — не выдержал Энлиль Маратович. — Хватит. Возмутительно. Рама Второй, надо же знать меру в распутстве!
Мой взгляд ввинтился в ножку табуретки — словно пытаясь отыскать там щель, в которую могла бы спрятаться душа.
— Милый, — нежно прошептала Иштар, — в твоих изменах есть что-то настолько трогательное… Это так свежо…
— Сам не ведает, что творит, — сказал Энлиль Маратович.
— Я в курсе, — ответила Иштар. — Рама, ты чего глаза прячешь? Чего ж ты жалуешься, что я тебя всего высосала? А сам налево ходишь? Значит, силенки еще есть.
— Я не жалуюсь, — буркнул я.
— Он правда не жалуется, — сказал Энлиль Маратович. — Парень держится молодцом. Я бы так не смог. Может, простим на… Какой это раз?
— Пятидесятый, наверно.
— Марсель, он мне противен был доселе,
И шум и грязь, теперь же он мне мил,
Ведь в сумрачном разбойничьем Марселе
Нас с вами добрый рок соединил,
— Нас с нею жизнь тогда разъединила,
Когда соединила нас в семью,
С тех пор что мило мне, то ей не мило,
Не узнаю любви, не узнаю.
Ах, если б не любовь в судьбе людской,
То скука б в ней сменялась бы тоской.
Я-то ревнива. Когда дело касается измены, я становлюсь дотошнее испанской инквизиции. Никакой пощады.
— Адюльтер — это одни неприятности.
Он пожал плечами, не торопясь соглашаться.
— Почему же? Это способ пережить приключение, выбраться в мир, прозреть.
— Какое же знание мы приобрели, Пайт?
Он испугался звука своего имени: так она пыталась превратить эту встречу, спровоцированную отчаянием, в нормальное свидание.
— Что над Богом нельзя смеяться, — ответил он сурово.
Cлайд с цитатой