Парень не виновен. Эта история больше напоминает второе распятие на кресте. Я должен смотреть на крест и спрашивать как там погода наверху?
— Ненавижу свою работу!
— А я люблю смотреть, как ты её делаешь, дорогая.
Парень не виновен. Эта история больше напоминает второе распятие на кресте. Я должен смотреть на крест и спрашивать как там погода наверху?
Учиненные и неотомщенные несправедливости имеют склонность обрушиваться на невиновных.
Жить в тюрьме, зная, что ты невиновен, и зная, что можешь выйти, только оклеветав себя, совершать свой выбор каждый день, помня о родных — это и есть свобода. И я живу со своей свободой, это мой выбор, может поэтому мне не так тяжело, как кому-то хотелось бы.
Милосердие — это план для непредвиденных обстоятельств, выдуманный виновными для случая, когда они будут пойманы.
Все эти социальные темы дерьмо. Мы их сами придумываем, чтобы иметь повод писать свои журналистские статейки. «Судья ухватил за сиськи адвокатессу» — вот тебе тема, половое неравенство. «Девятилетний пацан замочил брата из автомата «УЗИ»». Тема — насилие среди малолеток. Люди хотят читать о половых органах и про кровь. Мы [журналисты] всё придумываем, чтобы им не было за себя так уж стыдно.
Личная невиновность — пережиток средних веков, алхимия. Толстой объявил — нет в мире виноватых. А мы, чекисты, выдвинули высший тезис — нет в мире невиновных, нет неподсудных. Виноват тот, на кого выписан ордер, а выписать ордер можно на каждого. Каждый человек имеет право на ордер. Даже тот, кто всю жизнь выписывал эти ордера на других. Мавр сделал свое дело, мавр может уйти.
Не представляю себе, — произнёс Швейк, — чтобы невинного осудили на десять лет. Правда, однажды невинного приговорили к пяти годам — такое я слышал, но на десять — это уж, пожалуй, многовато!
— Тебе правда наплевать, найдём ли мы её [Блэйк] или нет?
— Конечно, не наплевать! Просто я за вас боюсь — что она скажет, когда мы её найдём. В конце концов, она бы не сбежала, будь она в правду невиновной.