Было страшно: впервые в жизни я была лишена своих слез. Я не знаю, что делаю. Даже высота меня больше не пугает.
Болезненные темы остаются, никуда не исчезают, не превращаются в табу. Но если ты можешь говорить об этом без тоски и страха, если не дрожит голос и не подступают слезы, то, значит, прошлое окончательно отжило и само хоронит своих мертвецов.