— Если вы ошибетесь, у него отнимутся руки и ноги.
— Если я ошибусь, он умрет, но твой намек я понял.
— Если вы ошибетесь, у него отнимутся руки и ноги.
— Если я ошибусь, он умрет, но твой намек я понял.
— Сердечный приступ, инсульт, припадки, смерть, или ещё хуже!
— Хуже? Двойная смерть?
Тогда я почувствовала тяжесть всего — тяжесть одиночества, тяжесть всех моих ошибок. В этом было что-то героическое: я поднималась на самый верх с этой тяжкой ношей. Казалось, спрыгнуть с крыши — это единственный способ от нее избавиться, единственный способ заставить ее принести мне пользу, а не вред; я чувствовала такую тяжесть, что долетела бы до земли за мгновение. Я побила бы мировой рекорд по прыганию с многоэтажки.
Смерть – это вопиющая ошибка Бога, и каждый день, когда на закате и рассвете алеет небо, это он краснеет со стыда и просит нашего прощения.
— Четырнадцатилетняя девочка, приступ за приступом!
— Четырехлетний мальчик. На «ты» со смертью.
— Больной пять лет, как скончался.
— Никто и не говорил, что он жив. А ставить диагноз посмертно куда интересней.
Недавно я увидел молодого человека. Он казался одновременно и спящим и бодрствующим. Немного сонный, но полный решимости. Несмотря на то, что мне не удалось разглядеть что-либо или кого-либо следующего за ним, он не хотел останавливаться. Я много раз был свидетелем истинного страха в этом месте. Но этот парень раскрывает совершенно новые грани страха. Что же могло испугать парня настолько, чтобы заставить отказаться от передышки? Похоже, он решительно движется к воротам. Однажды у меня было подобное желание. Но раз за разом меня постигали неудачи на пути к ним, слишком много ошибок и смертей. Но этот молодой человек другой. Возможно, он действительно убежит. Серьёзно. Но он выглядит усталым, весьма измождённым.
Прежде, чем отправить его на смерть, я должен его вылечить. Это только мне кажется странным?