Простой человек только одну сотую может увидеть своими глазами, а остальные девяносто девять процентов он познаёт через книгу.
Теперь вам понятно, почему книги вызывают такую ненависть, почему их так боятся? Они показывают нам поры на лице жизни.
Простой человек только одну сотую может увидеть своими глазами, а остальные девяносто девять процентов он познаёт через книгу.
Теперь вам понятно, почему книги вызывают такую ненависть, почему их так боятся? Они показывают нам поры на лице жизни.
У этой книги есть поры, она дышит. У неё есть лицо. Её можно изучать под микроскопом. И вы найдёте в ней жизнь, живую жизнь, протекающую перед вами в неисчерпаемом своём разнообразии.
Нет, нет, книги не выложат вам сразу все, чего вам хочется. Ищите это сами всюду, где можно, — в старых граммофонных пластинках, в старых фильмах, в старых друзьях. Ищите это в окружающей вас природе, в самом себе.
Хорошие писатели тесно соприкасаются с жизнью. Посредственные — лишь поверхностно скользят по ней. А плохие насилуют ее и оставляют растерзанную на съедение мухам.
Охотников бунтовать в наше время осталось очень немного. А из этих немногих большинство легко запугать.
Журналы превратились в разновидность ванильного сиропа. Книги – в подслащенные помои.
Это было бы смешно, если бы не было так серьезно.
Знаете, книги пахнут мускатным орехом или еще какими-то пряностями из далеких заморских стран. Ребенком я любил нюхать книги.
Опасно мало знать; о том не забывая, кастальскою струей налей бокал до края.
От одного глотка ты опьянеешь разом, но пей до дна и вновь обрящешь светлый разум.
— Значит, вам уже всё равно?
— Нет, мне не всё равно. Мне до такой степени не всё равно, что я болен от этого.