Вкусным теперь было решительно всё, что съедобно, и жевать привыкли всё, что жуётся.
Он хотел не власти, он хотел справедливости и соблюдения обычаев. Но хороша ли справедливость, за которую надо проливать кровь?
Вкусным теперь было решительно всё, что съедобно, и жевать привыкли всё, что жуётся.
Он хотел не власти, он хотел справедливости и соблюдения обычаев. Но хороша ли справедливость, за которую надо проливать кровь?
Блестели начищенные шлемы воинов, над ними щерились густым лесом наконечники копий, яркие пятна разноцветных щитов смыкались на носах кораблей в сплошную стену. Зрелище было торжественное и красивое, и в голове не укладывалось, что эта красота – твоя смерть.
От какой же мелочи в бою зависит жизнь! Сползший шлем на миг закрыл обзор – и ты покойник. Лопнувший шнурок, крохотная кочка, лужа крови, на которой ты поскользнешься, – и твой удар пройдет мимо цели, а чужой достанет тебя. А человеку так мало надо, чтобы из живого стать мертвым!
Раскрасневшийся, искусанный комарами, со слипшимися от пота светлыми волосами, по плечи забрызганный болотной грязью, он сейчас совсем не напоминал богатого купеческого сынка и служил живым доказательством того, что богатство достаётся не задаром.
Древние подвиги тем и священны, что они неповторимы, и превзойти их нельзя, как нельзя достать рукою до неба.
У нее теперь в запасе вечность, но на что ей она, если его, ее единственного и сужденного ей, нет рядом?
Хороший князь ведь не тот, кто умеет заставить силой. А тот, кто умеет заставить… добровольно и со всей душой!